Андрей Плеханов - Особо опасная особь
— Юр, что все это значит? — шепнула Лина.
— Ты еще не поняла?
Она уже начала понимать, но пока отказывалась верить в свою догадку.
— Нет. Объясни.
— Я ухожу из Службы внешней разведки. Ухожу из шпионов, проще говоря.
— Почему?
— Из-за тебя. Из-за тебя, Линка.
— Тебя выгоняют из-за меня?
— Совсем наоборот. Они хотят, чтоб я остался в СВР — вместе с тобой.
— Мишка сказал, что я лакомый кусочек. Он это имел в виду?
— Да. Он знал, что у СВР на тебя большие планы. Но ты — кусочек только для меня, Линка. Ты будешь только моей, и я хочу, чтобы ты была счастлива.
— А они не могли тебя заставить?
— Нет, нет. У нас свободная страна. Действительно свободная, несмотря на кажущуюся строгость. Мне нелегко было решиться уйти, я проработал в этой службе всю жизнь. Уйти из привычной среды — это как в пропасть прыгнуть. — Юрий закрыл глаза, устало потер веки пальцами. — Но... Но, но. Я не хочу, чтобы ты работала там, детка. Это слишком жестокая работа — мы стараемся избежать грязи, но не всегда так получается. Прав был Мишка — мы звереем там, кто-то больше, кто-то меньше... Я не жалею... Да нет, жалею, конечно, но что поделать... Думаю, что я сделал как лучше, сделал все правильно. А по-другому не получилось бы — либо мы с тобой вместе, либо... Как со Светкой было, и чем в конце концов кончилось... Извини. М-м-м... Я же обещал тебе, и вот держу свое слово. Как это объяснить... Не знаю, сумеешь ли ты понять...
— Я все понимаю, — Лина приложила палец к губам Юрия, оборвав его бормотание — мучительное, идущее от сердца, начинающееся становиться все более бессвязным. — Не переживай, милый. Я все поняла, и я очень тебя люблю. Давай выпьем, и тебе станет легче.
Она плеснула ему чуток вина, и себе полстакана сразу. Будь ее воля — вмазала бы сейчас стакан виски, прямо из горлышка, как последняя алкашка. Потому что с души ее свалился камень величиной с Эверест, ей хотелось хохотать и плакать, и кружиться с Юркой в вальсе, и висеть у него на шее, и целовать его, и получать поцелуи в ответ, и говорить ему, какой он хороший, самый лучший на свете. А вместо этого она официально сидела во главе стола и ждала, пока все кончится, и они останутся с Юркой одни-одинешеньки, без чужих глаз, без чужих ушей, вдвоем на большой белой кровати.
— За тебя, Умник, — сказала Лина, промакая глаза салфеткой. — Ты своего добился, да?
— За тебя, солнышко. Не плачь, тушь размажешь. Дай я тебя сам вытру...
А потом была длинная пауза, и все, кажется, уже наелись и напились, и Юрка ушел с мужиками курить в коридор, а Лина сидела совершенно обалделая, откинувшись на спинку стула, к ней подходили люди, говорили с ней о чем-то, половина — по-английски... смешно, право, как будто она по-русски не умеет, и она отвечала невпопад, только старалась выпить с каждым вина, потому что уже знала, что пить в одиночку в Раше неприлично, и слегка надралась, а потом, само собой, ее отпустило и хмель испарился — черт бы драл эту утилиту детоксикации, за одно это свинство Вика Дельгадо стоило убить. А затем вернулся Юрка, и распорядитель банкета загнал всех за стол на места чуть ли не пинками, и Юрий снова налил себе офицерской дистиллированной воды, встал и сказал:
— Господа. Коллеги. Милые друзья. Так получилось, что вам придется стать свидетелями еще одного значительного события. В городе Нью-Йорке я встретил девушку, лучше которой не встречал нигде, во всем мире. Ее зовут Лина. Не могу сказать, что мы сразу подружились, всякое было... Но что полюбил ее сразу, от всего сердца — это точно. Потому что Лина — не просто изумительно красивая девушка. У нее добрая, открытая душа. Ей пришлось перенести много страданий, но это не ожесточило ее. И еще она умничка. Те, кто общался с ней за эти дни, убедились в этом сами. Так вот, это... Значит, так... — Лина испугалась, что Юрий снова стушуется и замычит, понесет околесицу, но он справился. — Я хочу сказать, что Лина согласилась стать моей женой. Я благодарю за это бога, благодарю Лину и объявляю этот день днем нашей помолвки.
Лина зарозовелась, сидела как дурочка с открытым ртом и не знала, что делать. Как-то слишком много всего навалилось за один день.
— Встань, солнышко, — Юрий склонился над ней, подал ей руку. Лина неловко поднялась, оправила жакет, одернула юбку. — Не знаю, может, я нарушаю какие-то традиции, я в них не силен, — продолжил Юрий. — Просто я хочу подарить моей невесте колечко. — Он вынул из внутреннего кармана коробочку, обтянутую бархатом, открыл ее. На красной подушечке лежало неброское платиновое кольцо — тонкое, с тремя бриллиантами. Умник подцепил его и надел Лине на палец. — Вот и все, — сказал он ей на ухо, — все. Теперь ты моя невеста, детка. Невеста с гарантией. Поцелуй меня.
— Умник, ты гад, — шепнула она. — Почему ты меня не предупредил?
— Я хотел, чтобы все для тебя было как в сказке. Получилось?
— Получилось. Ты гад. Я тебя обожаю.
— Горько, горько!!! — завопили за столом.
Лина вздрогнула. Конечно, это было не так, как в ее сне... Но как в сказке — точно.
— А свадьба будет? — спросила она. — Не зажмешь?
— Не зажму.
— Ну ладно, давай целоваться...
День 17
Они ехали по шоссе, и Лина, не отрываясь, глядела в окно — пыталась высмотреть признаки чего-то иного, странного, неожиданного. Ничего странного, увы, не обнаруживалось. Конечно, на Калифорнию пейзаж не походил, но вот на Канаду, в которой Лина была много раз — вполне. Хорошая дорога из резинобитума, разлинованная белыми и желтыми полосами, с отражателями по обочинам. Аккуратные поля, рощицы деревьев, начинающие желтеть по-осеннему, поселки и деревни, добротные дома — пусть не в американском стиле, но и не деревянные покосившиеся избушки, какие она видела в видеофильмах о России. Почти все крыши — черные, матовые — из солнечных батарей, как и в Америке. У каждого поселка — ряды ветряных электростанций, зрелище тоже привычное. Автозаправки, конечно, другие, газовые. Но зайдя в магазинчик при заправке, Лина обнаружила там тот же набор товаров, что и, скажем, в Канзасе, — только все было не американского, а русского производства. Юрий не удержался от смеха, когда увидел, с каким разочарованным видом она выходит из магазина, таща в руках ворох свежекупленной всякой всячины.
— Милая, — сказал он, — тебя что-то не устраивает? Не нашла пепси-колы и чизбургеров? Пришлось довольствоваться расстегаями с судаком и газированным сбитнем?
— Да нет, не в этом дело. Просто я думала, что все здесь будет по-другому. Ты же сам говорил, что у нас неправильная страна, а у вас правильная, все уши мне об этом прожужжал. А здесь все то же самое, все, как и у нас в сельской местности, почти никаких отличий. Ты обманул меня, да?