Олег Дивов - Леди не движется – 2
– Состояли, – мужчина фыркнул. – Да мы жили вместе. Вот эти пять лет. Все соседи ее знают. Весь квартал. Из-за этого она ходила на работу окольными путями. Я обеспечен, но она хотела гражданство, из-за этого надо было ублажать ту дурную бабу, на которую Дирга Та работала. Дирга Та стеснялась своей работы. И я бы стеснялся. Мы никогда не говорили соседям, где Дирга Та работает.
– Если хотите, мы можем пройти в комнату для посетителей, – предложил Йен. – Там удобно говорить.
Со своим инвалидным креслом Келвин Костелло справлялся привычно и уверенно. Я шла рядом, гадая, к чему бы это совпадение? Миссис Бейкер на коляске, и наш визитер, доведший Морриса до недомогания, – тоже.
И тут я увидела его зубы – мелкие и полупрозрачные, с острыми краями, сменились как минимум четыре раза. Ничего себе, на каких дозах регенерантов он сидит…
В комнате для посетителей мужчина едва дождался, пока мы с Йеном усядемся и включим аппаратуру. Точней, включил Йен – я свою «сбрую» и не выключала.
– Одиннадцать лет назад врачи приговорили меня, – сказал Келвин Костелло. – Неважно, в чем дело. Я получил прекрасную пенсию и льготы для проживания на Танире. Через год у меня полностью восстановилась власть над руками. Поначалу я жил на Радужном берегу, собственно, туда поселяют всех инвалидов, которые получили танирские льготы. Там прекрасный уход, отличное общество. Но когда я стал шевелиться, то захотел жить среди обычных людей. Я никогда не смогу ходить, но я чувствую ноги, они не атрофируются. И я остался мужчиной. Я нанимал помощника по дому, потому что не мог даже перебраться с кресла в постель. Сначала были мужчины. Они раздражали меня. А потом на мое объявление откликнулась девушка. Я не видел ее, только слышал голос. И она не сказала сразу, что орк. Голос мне понравился, я назначил встречу. Поначалу я расстроился, увидев ее. Но моя легкая ксенофобия быстро прошла, еще во время собеседования. Через месяц мы стали любовниками. Когда она нашла эту миссис Ахири, я возражал. Мы почти даже поссорились. Я говорил – да сдалось тебе это гражданство, не нужны никакие равные права на детей, я и так тебя не оставлю. Но она была упрямая. И… вот, – он повел рукой в сторону двери. – Поверить не могу. Когда она не пришла домой с работы, я испугался. Дирга Та иногда задерживалась, да что иногда – эта дрянная миссис Ахири постоянно задерживала ее на два-три часа. Но Дирга Та всегда предупреждала меня. Этим летом я перегрелся, был тепловой удар, и мое состояние ухудшилось. На Танире нет врачей, которые предлагали бы достаточно эффективные методики при моей травме, поэтому я договорился с родственниками, что они помогут мне добраться до одной хорошей клиники. К тому моменту я почти дожал Диргу Та до увольнения. Была мысль взять ее с собой, в конце концов, она опытная сиделка. Но буквально за пару недель до моего отлета она пришла домой сияющая – нашла другую работу, хорошую. В Китайском квартале. Я слыхал про человека, предложившего ей место, и слыхал только хорошее. Подумал: моя родня – ксенофоб на ксенофобе, Дирге Та будет тяжело. А здесь она дома, и наконец ей подвернулось приличное место, с которого она точно соберет рекомендации для гражданства. Пусть, наконец, она получит его и успокоится. Я улетел, но мы, конечно, постоянно поддерживали связь. Потом она долго не звонила, и я не мог дозвониться. Тогда я позвонил ее хозяйке и спросил, где моя невеста. Та ответила – мол, делать мне нечего, как следить за всеми орочьими шлюхами. Представляете? Я себе места не находил. А потом увидел в новостях.
Он замолчал, глядя в окно. Пальцы лежали на подлокотниках кресла.
– Мистер Костелло, – сказала я, – вы считаете себя обеспеченным человеком. Я говорила со многими свидетелями, знавшими Диргу Та. Они утверждали, что Дирга Та жила с сильно пьющим человеком, хорошим и добрым, но нисколько не зарабатывающим. И Дирга Та с любовником жили только на ее заработок. Из-за этого ей приходилось ходить на китайский рынок, чтобы покупать там еду подешевле. Это противоречие имеет какое-то объяснение?
Костелло устало поднял руку:
– Нет никакого противоречия. Да, я действительно многовато пью. Это правда. Последние месяцы уже намного меньше, думал вовсе бросить. Поймите, для меня инвалидность стала ужасным стрессом. Но потом я привык, я нашел себе другое будущее, оно мне нравилось. Я не алкоголик, но на взгляд обывателя – действительно пьяница, что есть, то есть. Теперь про деньги. Я прошу вас, – он посмотрел на Йена, – снять всю информацию с моего чипа. Уделите, пожалуйста, особое внимание резервному счету на мое имя. Вы можете проверить его с помощью налоговиков, с помощью кого угодно. Это не мои деньги. Счет я открыл, когда Дирга Та нанялась на службу. Дирга Та приносила все свои деньги мне, она считала, что я, несмотря на пьянство, более бережлив. Когда она шла за покупками, я переводил ей на чип определенную сумму, и остатки она возвращала. Нет, я не просил. Она считала, что так будет лучше. Но дело в том, что это были не ее деньги. Ее заработок, целиком, я клал на тот резервный счет. До гроша. Все, что я выдавал Дирге Та, – были мои деньги. Я не лгу, говоря, что я обеспеченный. Потому что дом, в котором мы жили, – он не арендованный. Я рассчитывал к свадьбе выплатить остатки кредита. Я купил его. А вы знаете, сколько стоит недвижимость на Танире. И купил я его, когда Дирга Та вошла в мою жизнь. Мы жили не на ее заработок, а на то, что оставалось от моих доходов после выплат по кредиту. Ее заработанные деньги я собирался отдать ей в день, когда она получит гражданство. Чтобы у нее были свои накопления. Орки не умеют копить. Я считал, что ей нужно иметь какие-то сбережения, мало ли что случится со мной. А китайский рынок – замечательное решение. До знакомства со мной Дирга Та питалась синтетикой. Я запретил ей. На китайском рынке можно купить натуральные продукты, и сносного качества, причем дешевле, чем в супермаркете. Я вообще не понимаю весь этот снобизм по отношению к рынку. Граница проходит не между рынком и супермаркетом, а между натуральным и синтетикой. Натуральное по определению лучше, где бы его ни покупали. Кроме того, в супермаркете у Дирги Та вряд ли была бы возможность общения. А на рынке у нее были приятельницы-китаянки, она болтала с ними, и я одобрял. Потому что ей нужно общение с людьми. Китайцы не ксенофобы, и для Дирги Та это было нечто вроде социальной школы. Потому что после свадьбы, после гражданства, после усыновления сирот у нее изменился бы статус. И она должна была приготовиться к этой перемене. Китайский рынок был отличным полигоном.
Я покивала. Йен педантично снял информацию с чипа Костелло.
