Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого
– Пух объяснил, но только в общих чертах.
– Пух... – Бобров криво ухмыльнулся.
– Говорил, это был какой-то спецнабор, искали талантливых, а они оказались несовместимы с армией...
– Пух, как обычно, выдает желаемое за действительное, – сказал Бобров, доставая кисет. – Желаемое для него. То есть простое и ясное. Любит он выдумывать простые ответы на сложные вопросы... Ты не спешишь? А то давай в машину сядем, что-то прохладно тут. Можно вообще ко мне на чаек заехать. Лена взялась торты печь, ей нужны дегустаторы. Она, кстати, спрашивала, куда ты делся.
– Я ее боюсь, – признался Стас, обходя машину. – В нее слишком легко влюбиться.
– Да ты и так давно в нее втрескался, – сказал Бобров, открывая дверцу и протискиваясь в низкий салон. – С первого взгляда практически.
– Я другое имел в виду, – объяснил Стас, усаживаясь рядом. – Просто в Лену готовы влюбиться все. Мужики рядом с ней теряют голову. И что, каждому по шее?..
– Ты меня убиваешь своей прямотой, – заявил Бобров, набивая трубку. Глаза его смеялись. – Тебе не говорили, что надо быть похитрее?
– Сто раз, – Стас вздохнул. – А в армии – тысячу. Но я не вижу смысла. И в училище не видел, и здесь тоже.
– Хитрить приходится, чтобы служить без проблем. Военная хитрость – не показывать слабых мест противнику. Чем хуже тебя понимают, чем меньше о тебе знают, тем ты защищеннее.
Стас пожал плечами.
– Вы ведь не хитрите.
– Не совсем так. Я научился делать вид, что хитрю. Меня тут многие считают тем еще пройдохой...
Бобров окутался ароматным дымом и откинулся на высокий подголовник. Кресла в машине были удобные, но, конечно, с пилотским не сравнить. Стас поерзал, устраиваясь.
– Ты похож на моих «экспериментаторов», – сказал Бобров. – Они органически не способны прикидываться дурачками. Их жизнь в армии – сплошное горе от ума. М-да... Они появились двенадцать лет назад. Тогда все еще продолжался кризис в военной отрасли. Экономика армии наладилась, но с личным составом были проблемы. Ты, может, слышал, но вряд ли сам помнишь – тогда никто не хотел служить. Это было не в моде.
Стас полуобернулся к командиру и приготовился внимательно слушать. Бобров изредка устраивал ему своеобразные лекции по истории войск. Он много знал такого, о чем не прочтешь даже в интернете.
– ...Именно в том году провели экспериментальный набор. Искали летчиков для обучения «Воронов». В том, что это была именно наша программа, никто открыто не признался, но такую прорву денег и сил можно истратить только на «Воронов». Программа как раз дошла до обкатки прототипов, и лет через пять-шесть ей потребовались бы пилоты в большом количестве. Идея эксперимента была в том, чтобы посадить на «Вороны» не просто хороших летчиков, а настоящие таланты. Искали людей, от природы созданных для силового пилотажа. Отлавливали мальчишек на тестах в военкоматах. Но вот беда, никто из отобранных не изъявил желания служить. Вообще никто. Тогда им промыли мозги. Соблазнили, задурили, объегорили – называй как хочешь. Уболтали. Сделали так, чтобы они подались в военную авиацию как бы добровольно. Я слышал, идею вербовки подал гражданский, ни дня ни служивший. Охотно верю – только гражданскому идиоту она и могла прийти в голову... Ты зачем пошел в армию?
– Я начинал в детстве с моделей, потом аэроклуб... Обычный такой путь. В аэроклубе понял, как именно хочу летать.
– Верно. Ты у нас вообще истребитель.
– Просто не хватило места. Я не жалею, – поспешно добавил Стас.
– И правильно. Ты – самое то для программы. У тебя превышение и по возможностям, и по амбициям над тем, чего обычно хотят от штурмовика. Тебе надо больше скорости, больше маневра, ты выжимаешь максимум и из «Ворона», и из себя. Будущие «экспериментаторы» тоже могли так – но не хотели. Даже и не думали. Увы, они были нужны армии, и армия их сцапала. Они это помнят. И не питают к армии нежных чувств.
– Но как они поняли... Узнали?..
– Их вербовали по единой схеме. Всех. Сидит парень, ждет вызова к военкому – и тут рядом присаживается летчик. Он якобы зашел по своим делам. Завязывает разговор. Просит показать тесты, они же у призывника с собой. Говорит: о-па, парень, гляди, да ты же гениальный пилот. А знаешь, как здорово быть пилотом?.. И объясняет. Златые горы сулит.
– Так просто? – не поверил Стас.
– Не просто. С кандидатами общались умелые люди, там шла совсем не простая болтовня. Хус думает, их обрабатывали с применением каких-то психотехник, но Чума говорит, это ерунда. Я ему верю, он все-таки готовился на психфак... Так или иначе, через месяц все кандидаты по доброй воле подали заявления в летные училища. Ну, что скажешь?
– Глупость какая-то. Ошибка, – сказал Стас. – Если человек сам не убежден, что ему надо именно в армию... Тогда лучше не пробовать даже. С нашего курса несколько ребят перевелись в гражданские вузы как раз поэтому. А ведь были из военных семей. Но не смогли. Не выдержали. Ох... Я догадался, как они узнали правду. Ну, «экспериментаторы». В училище, да?
– Точно. В училище, сам знаешь, вечная тема для разговора – как ты сюда попал. Ну, один рассказал, другой рассказал о пилоте в военкомате... История пошла гулять из уст в уста – короче, к моменту выпуска все «экспериментаторы» знали, что их в армию затащили за шкирку. Надули. А если прямо говорить – предали... Естественно, они взбесились, и бесились, как могли, каждый на свой лад. Эксперимент провалился, не успев толком начаться.
– Чудовищная глупость... – пробормотал Стас. Он примерил ситуацию на себя – и не смог. – Несчастные ребята. Потерять несколько лет жизни из-за того, что кто-то запудрил тебе мозги...
– Тебе их жаль? Мне тоже. К несчастью, в училищах их не особенно жалели. Эти ребята с самого начала выглядели не особенно военными. И, конечно, отдельные недоумки всю дорогу их травили. Попадаются, знаешь, особи со звериным нюхом на чужого. И со звериным инстинктом – затоптать в землю, унизить... Позорище. Ну, а когда выяснилось, что «экспериментаторы» и правда в армии чужаки, тут началась форменная свистопляска. Это сейчас их зовут «экспериментаторами». Потому что когда их звали «экскрементами», они сразу били в ответ. Немногие старались поддержать их. Очень немногие, к сожалению.
– Жуть... – буркнул Стас. Он припомнил обстановку в училище. Хорошая была обстановка. Но недоумки попадались. И сладить с ними можно было только ударом по морде. За что полагался карцер – без выяснения, кто прав, кто виноват. Интересно, с какой характеристикой выпустился добряк Хусаинов. С Чумаком-то все ясно.
– Некоторые отчислились сразу, едва поняв, что произошло. Но многие уже ощутили вкус к полетам и решили дотянуть до диплома, а там как бог на душу положит. Это у них талант прорезался. Уж если ты создан для неба, тебе дай только попробовать, за уши потом не оттащишь – ну, кому я это говорю... А любой военный самолет не чета гражданскому, зверь-машина. Короче говоря, остались в армии те, кто действительно полюбил летать, и летать не по-детски. Но вот армию полюбить они уже не смогли. И армия их не любит. Так, друг друга терпят через силу... Но привычка какая-то есть, жить можно, и выслуга лет идет, и жалованье серьезное. На гражданке таких полно, кстати, кто ошибся с выбором профессии, но все тянет и тянет лямку. И еще важный психологический момент: «экспериментаторы» не цепляются за армию. Они знают, что могут уйти, и жизнь на этом не кончится. Поэтому они с такой легкостью плюют на все армейские порядки, особенно на те, которые и военным-то не нравятся... Да, на всякий случай! – закончил Бобров. – То, что я тебе сейчас рассказал, это просто легенда. В армии много легенд, ты знаешь.
