Георгий Гуревич - Борьба с подземной непогодой
Но это неверно На самом деле, с того момента, как началось извержение, Виктор ни разу не вспомнил о Елене. Он был занят делом, беспокоился об аппаратах, контролировал себя, припомнил рассуждения Сошина, боялся испугаться, подавлял страх. Он совсем не хотел умереть, но слишком мало думал о своей безопасности. И дорого заплатил за это.
- Был человек и нет человека, - говорит Спицын упавшим голосом. - Канул в воду, словно камень.
Камень канул в воду, и по воде бегут круги - все дальше и дальше. Встают студенты, чтобы почтить память старшего товарища, о гибели Виктора говорят в геологических институтах, в далеком Ташкенте Сошин рассказывает о Викторе новым практикантам:
"Прекрасный парень был - смелый, честный, требовательный к себе, но, очевидно, не в меру, безрассудный, забыл главное качество геолога осторожность. У геолога одна единственная цель - довести экспедицию до конца. Он обязан беречь себя, чтобы не сорвать экспдиции".
И черноволосый худощавый паренек, совсем не похожий на Виктора, возражает горячо:
- Есть случаи в жизни, когда рисковать необходимо.
- Нет правил на все случаи жизни, - соглашается Сошин.
За тысячи километров от Сошина, в полукруглом доме у Калужской заставы, расхаживает по комнате профессор Дмитриевский. Целый день профессор думает о Викторе. Ему тяжело, грустно, его томят сомнения - не он ли виноват, генерал геологической науки, пославший молодого солдата навстречу опасности. Может быть, он сам должен был бросить работу на год, изучить аппаратуру и поехать на Камчатку. Теперь поздно думать об этом, дело сделано, Виктора не воскресишь. Надо бы, конечно, написать в Ташкент, чтобы оттуда послали работника на смену Виктору. Но, нет второй раз профессор не возьмет на себя такую ответственность. Самому поехать? Но его не отпустят в середине учебного года. И все равно прежде чем он освоит новое дело, прежде чем доберется до Камчатки, извержение может окончиться. Как же быть?
И он ходит из угла в угол, заложив руки за спину, думая все о том же. Наступает вечер, в комнате постепенно темнеет, но Дмитриевский забывает зажечь свет.
- Что же делать теперь? - спрашивает он себя. Но вот решение принято. Повернувшись на каблуках, профессор подходит к телефону, набирает номер...
- Это телеграф? Запишите телеграмму. Срочную. Камчатская область. Село Гореловское, Вулканологическая станция. Прошу тщательно собрать все материалы, связанные с работой Виктора Шатрова, и переслать в Московский университет на имя декана Дмитриевского. Прошу так же, не откладывая, сообщить биографические сведения для большой статьи в "Университетском Вестнике" о Шатрове и значении его работы для советской вулканологии.
2.
Т'АСЯ получила эту телеграмму вечером после работы - и не поленилась проделать еще раз 6 километров от села до станции. Но Грибова не было дома. Он измерял толщину пепла на ближайших холмах. Спицына увидела надпись "Срочная" и решила вскрыть телеграмму.
- Конечно, нужно сохранить все бумаги, даже черновики и расчеты, сказал Петр Иванович. - Об этом мы Тасеньку попросим. А восковую модель мы запакуем и отвезем в Москву. Она должна стоять в Политехническом музее. Это хорошо, что там интересуются. Значит, работа не останется без внимания, каждую букву проверят.
- По настоящему, надо не проверять, а продолжать, - сказал Ковалев. Аппараты у нас есть, как они ставятся, я знаю, видел тысячу раз, помогал, сам выравнивал. Пожалуй, аппарат я настрою. Но что и как снимать - не знаю. Какие-то расчеты были у Виктора. А расшифровка совсем темное дело.
- Он смотрел на пятнышки и прямо диктовал, - вставила Тася, - этому надо учиться в институте.
- Но, возможно, при аппаратах есть инструкция, - предположил Спицын Мы могли бы разобраться все вместе.
А жена его тотчас же возразила: - Трудно сейчас разбираться, самое горячее время. Да и Грибов не даст. У него свой план наблюдений.
- А мы не позволим ему ставить палки в колеса. Он все время мешал Шатрову, теперь радуется, небось, - сказал летчик.
Как раз при этих словах дверь отворилась и в столовую вошел Грибов.
- О чем речь? - спросил он отрывисто. - Телеграмма? Покажите.
Грибову совсем не нужно было измерять пепел. Он ушел, чтобы подумать наедине. Эти дни были для него катастрофическими. Погибший Виктор победил его. Грибов лежал на обеих лопатках и понимал это.
Он был немногословен и сдержан. Его считали холодным человеком, с рыбьей кровью. На самом деле, Грибов был решителен, смел, дерзок, даже азартен. По характеру он был страстным бойцом, но вел сражения мысленно, в голове. Он был неустрашим в мыслях - это нужное качество для ученого. Грибова оценили еще в институте; его дипломный проект опубликовали, как научную работу. Способности математика сочетались в нем со способностями юриста. Он легко видел слабости противника, побеждал в спорах всегда, хотя не всегда был прав. Полеты мысли увлекали его. Он разил и упивался своей силой...
И вдруг - осечка... И не мелкая случайная ошибка, а глубокое поражение. Талант и умница Грибов не сумел предсказать ничего, извержение предсказал вчерашний студент Виктор. Виктор был опытнее? Нет. Способнее? Нет. Старательнее? Нет. Методичнее? Нет. Не Шатров победил Грибова, а метод Шатрова победил. Искусный ямщик безнадежно отстал от самолета. Все его мастерство спасовало перед новой техникой. Грибов не первый. В сущности, каждое усовершенствование отменяет чье-то мастерство. На заре капитализма это было трагедией. Новая машина отнимала у ремесленников работу. Люди бунтовали против машин, ломали их во имя устаревшего, но привычного труда. В нашей стране изобретения не обездоливают никого, но они заставляют переучиваться. В это положение попал Грибов. Перед ним стал вопрос: что он должен делать - не как мастер своего дела, не как автор и защитник собственной теории, а как начальник, отвечающий за порученную ему станцию. Ломать все планы, идти за Виктором? Грибов честно старался найти правильный путь, а голова его еще работала в прежнем направлении, еще таилась в нем обида за свои незавершенные и ставшие ненужными замыслы, за свое, с таким трудом добытое, умение.
Часа два бродил он по сугробам черным от пепла, но под конец замерз и решил идти домой, потому что о научных методах трудно рассуждать, когда у тебя коченеют ноги. Грибов вернулся на станцию и в сенях услышал нелестный разговор о себе.
- Неприятный тип - этот Ковалев, - подумал Грибов. - Давно надо было поставить его на место. Предлагает то, что я хочу предложить, и меня же хулит.
Но эти мысли тотчас же подавило привычное педагогическое: как должен держать себя начальник - обрезать, или не замечать? Пожалуй, лучше не замечать.
![Георгий Гуревич - Борьба с подземной непогодой [Подземная непогода]](/uploads/posts/books/81374/81374.jpg)
