Григорий Панченко - Спасти князя
* * *
Асклинд настиг их, когда они подъезжали к гряде холмов. Они еще издали увидели одинокого всадника и придержали своих коней,позволив догнать себя: раз один - значит, не на битву едет. С другой стороны, почему он в полном боевом облачении? - Ну что, незнакомец - помнишь мои слова? Подумал? - Подумал, Асклинд. - Тогда - на твое усмотрение. Не должен жить враг, победивший меня. Либо он прервет здешнюю жизнь, либо перестанет быть врагом. Что выбираешь, меч или нож? Он обоеручно выхватил оружие и одновременно полыхнули белые вспышки клинков в руках двух из троих, стоявших напротив него. Молодцы ребята, хорошо тренированы, с отменной реакцией. Им бы еще ситуацию чувствовать... Меч был как меч, а вот нож был необычен. Руническая надпись шла от острия до рукояти:
Клятва свободнорожденным дана Над звонким железом и рыхлой землей. Да буду я им, а он - мной Слово мое - из слова его
- Выбираю нож - устало сказал Андрей. ...Они надрезали друг другу запястья и подождали, пока кровь дойдет до закраины кубка (Этот кубок Асклинд привез с собой, ровно как и флягу с вином, теперь опорожненную). Затем каждый отпил ровно треть кисло-соленой смеси, оставшуюся треть выплеснули на землю, призывая ее в свидетели.
...Удар ниже плеч, что я наношу, Удар выше плеч, что я наношу, Женщина с волосом цвета льна, Из лона которой я вышел в мир, И доблесть медведя и мужество льва, Три раза по девять сраженных врагов, Для каждой из будущих битв моих, И брага хмельная и музыки звук, На пире, на свадьбе, на похоронах И тяжкий чеканный и мягкий металл, Что сталью в заморских краях был добыт, Высокая мудрость старинных слов, Записанных рунами в Книге Норн Пусть будет все это на двоих, Превыше крови, веры и клятв, Пусть будет все это пополам, Пока не кончится здешний мир, Пока не кончится этот век Железный, вьюжный и волчий век, Век расщепленных щитов, мечей Секир и алчущего огня...
(Двое конных, не шевелясь в седле, наблюдают древний обряд братания братания их нынешнего спутника с тем, кто лишил жизни спутника прежнего. Кочевник он был, этот прежний, почти дикарь, сам в прошлом многократный убийца - как же кочевнику без этого и повел он себя глупо даже по меркам объективности, больно уж не вовремя гордость взыграла... Но - доверился им, сопровождал, своим присутствием охраняя от собственных же единоплеменников. Разговаривал, шутил и смеялся, пел заунывные песни. Делил с ними сушенное мясо из одного подсумка и воду из одного бурдюка. А теперь лежит поперек лошадиной спины, завернутый в рогожу и из этого свертка все каплет и каплет не загустевая, темная кровь, такая же, как заполнила кубок)
Пускай скует воедино цепь, Пусть нас скует воедино цепь, Цепь из шума кошачьих шагов, Цепь из зренья червей земляных, Цепь из отзвука крика рыб. И из скорости роста скал; И будут звенья ее крепки - Крепче, чем посвист совиных крыл Прочней, чем женская борода...
Один из произносивших слова древнего обета знал их, другой - нет. Сперва он просто повторял за своим будущим побратимом, но сейчас... Сейчас они словно сравнялись, говорили в один голос - - одним горлом, одними губами. Так, как пили недавно кисло-соленое... И действительно - положен предел для прочности любой вещи из существующих. Единственное, что не имеет такого предела - это вещи несуществующие... Неразрывны будут узы, сплетенные из таких нитей.
* * *
Теперь мы стали братьями, чужеземец - сказал варяг. - Не чужеземец, а брат мой. Асклинд - так буду звать теперь я тебя, когда рядом не будет посторонних ушей... И замер выжидающе. Намек был ясен - братание включает и обмен именами для смешавших кровь. Вот оно что - а ведь ему даже неизвестно... Случая как-то не представилось. - Ты знаешь мое имя, Асклинд Кривоустый, мое - прошлое и свое - нынешнее. Я - тот, кому ты должен был бы вручить княжье послание, что висит у тебя на груди в расшитом бисером мешочке. Теперь этот долг с тебя снят. Варяг, которого еще минуту назад звали Асклиндом, бережно вытер испещренное знаками лезвие, вложил его в ножны. - Ты - странный человек, брат мой и тебе открыто многое. Я не спрашиваю, откуда тебе ведомо про мешочек: ведь даже мой другой брат - тот, что дал это послание - не видел, куда я его прячу. Но об одном я тебя все-же спрошу. Почему ты назвал меня Кривоустым? Степь звенела ковыльными стеблями, перекликалась птичьим криком - высоко в небе галочья стая рисовала замысловатый узор чернью по лазури. - Это моя ошибка, брат мой Хушим. Я знаю, твое прозвище... - Нет. Может, ты и сам думаешь, что просто ошибся - даже наверняка думаешь так, ибо братьям не лгут. Но сейчас Норна Скульд, в чьих руках будущее, говорит твоими устами. Прощай. - Прощай, брат... Уже поднявшись на холм, Андрей оглянулся в последний раз. Асклинд Прекраснолицый все еще не сел на коня - будто каменная глыба на скифском кургане, он одиноко высился в степи. Стоял и задумчиво рассматривал снятый с головы норманский шлем... - Возьмите пластырь, Андрей Григоревич - кровь течет еще... - Не надо. У него - нет пластыря.
ГЛАВА IV
- Несведущие считают суфиев постигнувшими
истину. Всех нас, носящих серый плащ дервиша, они
готовы назвать суфиями и в этом нет беды. Но если
кто-нибудь скажет любому из вас: "Ты - суфий", и
вы поверите в это - отвернитесь от него, от
сказавшего, ибо он лжец.
Сказав это, Ибн Салах усмехнулся, да и те, кто
его слушал, не сдержали улыбок.
- А сам ты, Мудрейший? А мы, твои ученики?
поднялся один из них, из слушателей.
- Сам я не называю себя суфием, да и Мудрейшим
не называю,- Ибн Салах смотрел на него уже без
всякой улыбки.- А вас я не называю своими
учениками. Вы - ученики моих слов и своих мыслей,
которые будут вызваны к жизни этими словами.
И добавил чуть слышно:
- У меня совсем немного учеников...
Но смысл этой фразы ускользнул от слушавших.
Степь, степь - насколько хватает глаз. Если не поднимать глаза слишком высоко. Тогда дробно и часто, словно пеннные гребни волн, колышутся верхушки высокотравья, способные укрыть коня вместе со всадником, а ниже и с иной частотой ветер качает слитное тело травы, подобное самой волне. Дремучие травы, какими они были и сто и сто тысяч лет тому, травы-лес, тайга, джунгли, травы - мир для мелких земных тварей. Бесконечная жизнь кипит, колобродит в них, не прикращаясь ни на миг. Древняя и дикая, она родилась раньше, чем пришел человек, и не заметит его ухода, она меряет свои шаги иным отрезком Времени. И те двое, что идут сейчас сквозь ковыль, могут иметь на своих плечах и плащи из безоньих шкур, и запыленные кольчуги, могут иметь и силикалевую ткань. Раннее утро, поэтому идущие стряхивают росу с травяных стеблей. Они действительно затянуты в силикаль спортивных костюмов. В руках у первого складная тренога с белым кругом мишени (черный лик нарисован в центре странный и страшный, непонятно, человеческий ли?). А второй... Да, второй несет предмет, скорее подходящий эпохе бизоньих шкур и кольчуг. Степь, степь - насколько хватает глаз. Если не поднимать глаза слишком высоко. Но подняв, сразу увидишь вдали гигантскую, до стратосферного уровня, ажурную конструкцию энерголинии, похожую на колонну клубящегося пара, еще какие-то высотные сооружения, еще...
