Александр Казанцев - «На суше и на море» - 75. Фантастика
Очнулся он от того, что Женэ лил ему на голову из фляжки воду.
— Не трать воду! — крикнул он. — Ее на этом Сириусе вообще нет.
— На каком Сириусе? — не понял Женэ.
— А разве мы на Земле? Погляди на эту тварь, на эти деревья-скелеты, на эти шары-кусты! А там, наверху, прыгающие «клумбы», видел? А гадость, которая на меня напала? Кстати, где она?
— Вы ищете это животное, если я вас понял правильно? — осведомился по-испански Санчес. — От него, увы, остались только клочья.
— Стрелял разрывными, — пояснил Брегг.
— Вот кусок, — Санчес протянул ему кусок синего мяса с запекшейся синей кровью и с обломком металлически поблескивающей фиолетовой корки. — Почти металл, — постучал он по ней пальцем, — только не знаю какой. Медь, должно быть. У нас в крови железо, а у этого животного, как и у спрутов, — медь.
— Корка — не медь, — усомнился Женэ. — Я думаю, тут что-то другое. Как он выглядел, этот зверь?
— Прямо как арбуз.
— Занятно. Что же они пьют, если здесь воды нет?
— Может, на дне каньона? Проверим?
— Ты сколько таблеток принял? — осведомился Женэ.
— Две.
— Проглоти еще пару. Счетчик показывает уже почти триста рентген, а ниже, думаю, будет больше. Радиация в этом каньоне повышаемся с каждым шагом.
— Триста семьдесят, — сказал Брегг, сверившись с дозиметром, когда они спустились на десяток метров. — И обрати внимание на лес.
Уступ здесь был шире, и лес сплошным массивом выстроился по краю. «Не пробиться, — подумал Женэ, — бульдозер нужен, а не наши ножи».
— Придется возвращаться наверх, — сказал он, — на следующем уступе уровень радиации уже почти смертельный. На троих таблеток не хватит — надо спускаться одному.
Санчес сделал несколько снимков опутанного лиловой паутиной леса и полез на верхний уступ.
— Взгляну на сороконожку, — пояснил он.
— Какую сороконожку? — спросил Брегг.
— Санчес подстрелил наверху еще одну здешнюю тварь, многолапую, величиной с хорька и в панцире, похожем на фольгу, — сказал Женэ.
Но сороконожки на месте не оказалось. Кто-то унес ее. Но кто? Мох вокруг не был примят, только возле скалистого выступа, где она лежала, остались глубокие треугольные следы неведомого хищника.
— Хорошо, что хоть снимки есть, — чуть не плакал Санчес, — какой экземпляр потерян.
— Арбуз и сороконожка — это мелочь, — закричал, перебивая зоолога, Брегг. — А если тварь — с бочку? Если на вас прыгнет «клумба», что тогда?
— Тихо, сеньор Брегг, — остановил его Санчес, — мы не глухие. То, что вы называете «клумбой», просто странствующая колония грибовидных организмов. По-моему, она не опасна.
— Здесь все опасно, — не унимался бельгиец, — а вы уверены, что синий мох, на котором мы спали, не ядовит?
— Не паникуй, — сказал Женэ, отшвырнув ногой консервную банку. — Опаснее всего радиация. С каждым уступом уровень ее повышается почти на сто рентген, а таких уступов десяток, а то и больше.
— А действуют ли таблетки? — спросил Санчес. — Мне что-то стало не по себе.
— Тошнит?
— Нет.
— Лихорадит?
— Тоже нет. Просто сонливость.
— У меня, между прочим, тоже, — заметил Брегг.
— Первый признак лучевой болезни — тошнота и рвота через час-полтора после облучения, — сказал Женэ. — К вечеру лихорадка и боль в горле.
— Нет этих симптомов, — удовлетворенно повторил Санчес.
Женэ не ответил, чувствуя, что и его неудержимо клонит ко сну, хотя день еще только начинался. «В схватке с каньоном, — подумал он, — мы, кажется, терпим поражение».
IV
Очнулись все почти одновременно и в темноте.
— Уже ночь? — растерялся Санчес. Бельгиец осветил зажигалкой часы.
— Половина второго. Проспали двенадцать часов.
Разговор сразу принял резкий, обостренный характер. Двенадцатичасовой каменный сон не освежил и не успокоил. Наоборот, взвинтил. Испанский и французский языки смешались. Все кричали, перебивая друг друга.
— Опять страх! Почему? Так с ума сойдешь!
— Я же говорил: радиация.
— Какая еще радиация?! Сириус это, Дантов ад.
— Не глупи.
— А где ты видел на Земле эту дьявольщину?
— Спроси зоолога.
— Я подавлен, сеньоры.
— Попробуем зажечь костер.
Дымное пламя осветило шарообразные кусты и деревья-уродцы. Над каньоном по-прежнему висела тьма. И вдруг в этой непроглядной мгле вспыхнули огоньки. Их можно было легко сосчитать — не больше десятка. Неподвижные, иногда чуть-чуть смещавшиеся, они висели на высоте человеческого роста или выше, на уровне вцепившихся в камни деревьев, и горели, не мигая, тусклым зелено-оранжевым светом.
— Это глаза, — раздался свистящий шепот бельгийца.
— Вздор, — отозвался Женэ.
— Похоже на глаза, — тоже шепотом произнес зоолог. — Только это не ягуар.
— А вдруг здешние твари? Покрупнее?
Бельгиец вскочил, выхватил тлеющую головешку из костра и бросился навстречу немигающим огонькам.
— Жрите, гады! — крикнул он, швырнув головешку в темноту. Глаза погасли.
— Испугались, — сказал зоолог.
— Неужели вы верите в тварей-гигантов? — спросил француз.
— Не знаю, сеньор Женэ, я ничего не понимаю.
— А я знаю, кто это, — заскрипел зубами Брегг. Даже в свете угасающего костра было видно, что он дрожит, точно в ознобе. — Это они.
Он схватил двустволку, проверил, заряжена ли, но Женэ тут же отнял у него оружие.
— Не дури. Их уже нет. Видишь — темно? Ни одного огонька. Ты лучше ляг и прими снотворное. В таком состоянии можешь сорваться с кручи. А мы с профессором подежурим.
— Прости, я опять взорвался. Дай таблетки, — Брегг вдруг обмяк и сел, едва не свалившись в костер. Минут через десять снотворное подействовало — он уже снова спал, вздрагивая даже во сне.
— Надо уходить отсюда, — сказал Санчес.
— Утром уйдем, — согласился Женэ, — я только еще раз проверю уровень радиации.
В чаще кривобоких деревьев снова зажглись огоньки. Столько же, а может и больше. Глаза? Вероятно. Неподвижные, пристально наблюдающие за ними.
— Опять, — сказал Санчес.
— Вижу.
— С ружьем в руках легче дышится.
В сельве тоже было страшновато. Но там им угрожали змеи, ядовитые улитки, кровожадные пираньи — не дай бог, свалишься в воду с плота или перевернется лодка! Здешний страх был особым, гипнотическим, внушенным. Женэ стыдно было признаться самому себе, что он, победитель соревнований в скоростной стрельбе по движущимся мишеням и призер велогонок на треке, сейчас трясется от страха, сжимая скользкими от пота руками ружье. Диковинные растения? Да бог с ними, с растениями, мало ли незнакомцев в сельве — все равно в ботанике он профан. Зверье? Против него есть оружие. Глаза? Тускло-зеленые с оранжевым ободком — они висели в воздухе, как фонарики. Живые фонарики. Не светят, а всматриваются, не вспыхивают, а приближаются, не блестят, а приказывают. А ему не хочется подчиняться, не такой он человек, чтобы смириться со всей этой мистикой. Пусть кто угодно думает, что глаза таинственных лесных существ, о которых говорят предания индейцев, наблюдают за ними. Мифологическое выдает за действительное, сказку — за реальность. Ну а ему, геологу, исходившему тысячи километров в дебрях трех континентов, это все ни к чему. Сейчас он подойдет поближе к этим пугающим глазам и выпалит по ним из обоих стволов. А там посмотрит, уберутся ли они подобру-поздорову.
