Игорь Росоховатский - Понять другого (сборник)
«Лево на борт!» — мысленно скомандовал я, и катер выровнялся.
Конечно, если бы на катере были люди, они бы не вынесли таких маневров. Расстояние между катером и шхуной неуклонно сокращалось — 10 кабельтовых… 4… 3… Дрожа корпусом, катер остановился в угрожающей близости от шхуны на присмиревшей от такой дерзости волне.
Второй катер подошел одновременно с другой стороны.
Теперь я видел напряженные лица людей на шхуне, с надеждой вглядывающихся в спасательные суда. Особенно поразило меня бледное, с синевой лицо совсем юного курсанта. На этом словно плывущем в тумане лице выделялись лишь молящие глаза и дрожащие губы.
Взмахнула моя правая рука, будто что-то бросила. В тот же миг правый катер выстрелил буксирным концом.
Его поймали и закрепили на шхуне.
Левая рука ждала. Ей было трудно, ее трясло и ломало, но и она сделала такое же движение, как правая.
Второй буксирный конец закрепили на борту.
Теперь я держал шхуну двумя руками, перебирал канаты, отводил, их и выравнивал. Шхуна скользила по волнам, проваливалась, и тогда я выдергивал ее из пучины. У меня было такое впечатление, будто я пытаюсь удержать в воде голыми руками очень сильную скользкую рыбу.
Мозг работал с предельным напряжением, давая команды вычислительной машине. Машина производила миллионы расчетов. У меня кружилась голова, нужно было переключиться на защитный режим, но я боялся, что за то время, пока буду переключаться, на мгновение упущу контроль над рукой-катером. Лицо курсанта все еще плыло передо мной, слегка размытое, подернутое туманом. Я спросил себя: шалят ли это клетки сетчатки глаз», или клетки памяти? Но искать ответ было некогда.
Правую руку сильно дернуло несколько раз, острая боль пронзила ее от кости до предплечья. Я чуть было не выпустил канат. Мои пальцы разжимались сами собой. Появилось ощущение, что нет среднего пальца. Я невольно бросил взгляд на руку, сжатую в кулак. Средний палец был совершенно белый, неживой. Нужно было немедленно разжать кулак, расслабиться. Но тогда…
Яростно завывающий серо-зеленый вал закрутил белые усы пены и ринулся на катер. Он обрушился на него, подмял. Катер клюнул носом, затем выровнялся и сразу же провалился кормой.
Жернова вращались в моей голове, красная пелена заволокла глаза. Но и сквозь нее я видел то же самое юное лицо, которому угрожал вал с белыми усами, готовый смыть и его, и меня, и еще миллионы крохотных живых островов. Этот вал казался мне посланцем и орудием природы, беспощадной к своим творениям, если они слабы. А чтобы стать сильными, чтобы выстоять против зазубренных гребней, есть только один путь — сплотиться, стать полосой суши, упереться всей массой и не дать себя сдвинуть. И тогда море, не сумевшее уничтожить нас поодиночке, угомонится, станет послушным и ласковым, начнет наносить песок и камни, расширяя и укрепляя полоску суши, которая оказалась сильнее его…
Мне удалось и на этот раз выровнять катер. И море, словно в отместку, швырнуло его на риф. Винт катера продолжал вращаться, накручивая на себя оборванный трос.
Удар. Треск раздираемого металла. Нестерпимая боль в руке.
Только бы не разжать пальцы!
По моему приказу робот Тим прыгнул за борт, чтобы очистить винт. Безумная затея. Я это знал, но больше ничего придумать не мог. На одном канате шхуну не привести в бухту. Надо использовать любой шанс, каким бы ничтожным он ни был.
Вздыбился новый вал, глухо заревел и пошел в атаку. Прощай, верный Тим! Мне было его жаль, как лучшего безропотного слугу, почти друга. Но я не мог забыть молящее лицо, вылепленное из такого же материала, как я.
Обломки катера швырнуло на рифы. Волны — бешеные языки, рифы — зубы…
Рука онемела. Пальцы разжались сами собой…
Осталась одна рука, один катер, один канат. И — мозг, молниеносно перебирающий варианты, подсчитывающий и рассчитывающий, направляющий машину, дающий ей волевое начало…
Я помню все так четко и ясно, как будто это происходит сейчас. Помню, как кружилась голова и ломило виски, помню беспощадную боль в затылке, скрежет жерновов, когда казалось, что еще секунда — и мозг не выдержит напряжения, я сойду с ума.
Когда катер со шхуной миновал входные буи и вошел в бухту, у меня уже не было сил радоваться.
Я успел переключить управление на вычислительную машину, повалился на постель и уснул. Я не слышал, как в мою комнату вошли люди со шхуны, как они хлопотали вокруг меня.
Проснувшись, я увидел перед собой знакомое лицо с большими круглыми усталыми глазами.
— Здравствуйте, дружище! — сказал мне доктор Барновский.
— Здравствуйте, доктор, — ответил я. — Будете ругаться?
— По какому поводу?
— Я плохо выполнял ваши инструкции и, по-видимому, заболел. Опять жернова работали…
Вот когда он захохотал во все горло:
— Заболели? Жернова? Да плюньте вы на них! Они вам больше не страшны…
Он встал и посмотрел в окно. Я приподнялся на локте и взглянул туда же.
Море было залито солнцем. Оно сверкало, разглаженное и отутюженное, натертое до блеска, оно вздыхало — умиротворенное. Стоял зеркальный штиль. И тень от пирса только подчеркивала его великолепие, погрузившуюся в него чашу неба, плавающие в ней снежинки облаков…
До скорой, очень скорой встречи!
Борис.
Я складываю письма в аккуратную стопку. Теперь я понимаю, кого видел на острове, в окне башни маяка. Нового пациента доктора Барновского.
И я уже знаю, что буду делать этим летом, как проведу отпуск. Я соберу друзей-аквалангистов, и мы исследуем подводные хребты, протянувшиеся от острова к континенту, проникнем в тайну их возникновения. Ведь уже сегодня, после прочтения писем, у меня созрела догадка. Я вспомнил, что Борис был соединен с островом и морем с помощью мощных усилителей-антенн, генераторов, вычислительной машины… Вспомнил и его мысли о том, что человека связывает с природой не только прямая, но и обратная связь. Значит, все, происходящее в человеке, влияет и на природу, — и мы еще не знаем, в каких размерах. Не случайно Борис вспоминал восточную пословицу: «Погасла звезда — умер человек, умирает человек — гаснет звезда». Да, теперь я догадываюсь, почему хребты такие гладкие, совсем без складок. Ведь росли они очень быстро.
Я убежден: количество хребтов точно соответствует количеству больных, излечившихся на острове и восстановивших нормальную связь с материком человечества. Вот и во время пребывания там Бориса от острова к континенту протянулся еще один хребет…
ОБЕЗЬЯНЫ И КАРЛИКИ
