Дмитрий Стахов - Запоздалая встреча
- Проходи, внучок, садись, - обратилась мать капитана к гостю, после того как обняла и расцеловала сына.
- Какой же он тебе внучек, мать? - усмехнулся Баранов. - Зачем себя старишь? Вася тебе и в сыновья годится.
- Что ты, Коленька, он же совсем еще мальчик, - не сдавалась она. Вишь, как высматривает, словно все в первый раз видит.
Эта мысль матери показалась капитану забавной. Ничего себе мальчик! Так лихо расправился с двумя нападавшими, а до того очень ловко "заготовлял" им продукты по деревням. Впрочем, у геологов он вел себя как сопливый мальчишка, а в поселке и вовсе куролесил, словно щенок на воле: повсюду лазил, хватал что попало, тащил куда-то... Хорош младенец, раскатавший многотонные трубы, как сухие полешки.
После чая, в домашней обстановке, капитана разморило. Укладываясь в свежезастеленную постель, он сквозь слипающиеся веки видел, как Вася, устроившись в постели напротив, странно двигал руками и бормотал что-то невнятное, а чудная его светящаяся татуировка разгоралась все ярче и ярче. Впрочем, Баранов не поручился бы, что все это ему не привиделось.
А когда он проснулся на закате, то был неприятно поражен, услышав слова матери:
- А Вася-то твой ушел куда-то.
- Куда ушел? Зачем ушел? - не понял Баранов.
- Просто ушел. Взял и ушел, даже не попрощавшись.
Надо было что-то делать. Капитан отправил подробное донесение о случившемся. Этот его рапорт начальство рассматривало как шутку, а один коллега даже покрутил пальцем возле виска.
И тогда Баранов решился. Купив билет на самолет, он отправился в Москву. Если он, капитан милиции из заштатного городка, понимает всю важность встречи с Васей, то Центру сам бог велел заняться этим Контактом.
Дежурный на Огарева невозмутимо выслушал его и записал на прием к начальнику одного из отделов. Правда, принять Баранова смогут только через два дня.
- В гостиницу вы не попадете, - заверил дежурный. - Лето сейчас, добавил он солидно, как будто зимой все номера гостиниц свободны для любого приезжего. - Рекомендую поехать в загородное общежитие МВД. На электричке всего полчаса. Я туда позвоню.
Измученный дальней дорогой и томительной неизвестностью, Баранов задремал в электричке. И когда его разбудили слова: "Спим, милиция? В Бирюлево приехали. Тебе не здесь выходить?" - он не сразу понял, где находится. Еще не пришедший в себя ото сна, Баранов рассеянно повел глазами и вдруг автоматически задержал свой взгляд на руке мужчины, который держался за спинку сиденья. Было в этой руке нечто особенное... И внезапно Баранов понял, что его внимание было привлечено татуировкой. Нет, то была не спираль, как у Васи, а какая-то стрелочка. Но она тоже - тоже! - странно мерцала. И, помимо воли, у него выдавилось хриплое: "Вася!"
Высокий блондин с татуировкой на руке недоумевающе уставился на капитана милиции.
- Извините, обознался, - пробормотал Баранов, но его натренированный глаз уже уловил несомненное сходство незнакомца с Васей.
И когда блондин сошел в Бирюлеве, Баранов, помедлив, вышел за ним.
14
Мы поселили Федора на даче, и пока не начался учебный год, в основном возился с ним Максим. Потом нашего друга - моя квартирная хозяйка не возражала - перевезли ко мне. В быту Федор был тих, малозаметен, любил лежать на диване и слушать джатаки [нравоучительные новеллы-притчи, главным героем которых является Будда]. За город выезжали только по выходным.
Случилось это в один из вечеров в середине сентября. За окном уже стемнело, шел мелкий занудливый дождь, и Федору вдруг взбрело в голову прогуляться. Мы с Максимом сидели у электрокамина, беседовали, и нам вовсе на хотелось менять эту уютную обстановку. Так что Федор отправился на прогулку в одиночестве. Сначала все было тихо и спокойно, а потом от соседней дачи донеслись до нас истошные вопли. В тревоге мы выскочили на крыльцо и тут же увидели, как Федор, неуклюже подпрыгивая на бегу, несется по тропинке в сторону станции: он явно кого-то преследовал. Мы помчались следом, и скоро догнали его у мостика.
Федор был крайне возбужден, пытался вырваться и продолжать погоню. Знаками, уханьем он старался нам что-то объяснить, потом задрожал - как тогда в горах - и вдруг вместо Федора на нас уставилось совершенно незнакомое и, надо признаться, удивительно наглое лицо мужчины лет тридцати пяти.
Мы опешили от изумления.
- Кто это? Ты его знаешь? - наконец вымолвил я, обращаясь к Максиму.
- Может, это новый хозяин дачи Гриновского? - неуверенно ответил он.
Лицо незнакомца, меняясь на глазах, преобразилось, и он опять стал походить на нашего Федора.
Мы повели его обратно, напоили чаем и уложили спать. Казалось, что Федор, послушно исполнявший все наши приказания, успокоился. Однако утром он наотрез отказался уезжать с дачи. Делать было нечего - переубедить его мы не смогли - нам с Максимом, сменяя друг друга, пришлось жить на даче. Как выяснилось позже, Федору только это и было нужно.
Теперь каждый вечер Федор отправлялся на прогулки, причем всегда один. Решив проследить маршрут его передвижений, я убедился, что он постоянно кружит около соседской дачи.
На ней появился сторож - отставной пожарник из поселка. Он, как мне стало ясно, был человеком нервным, напуганным и вскоре вооружился двустволкой, оборудовал дачу сигнализацией и прожекторами. Но все эти меры оказались напрасными, потому что однажды вечером дачу все же обокрали. И что мне показалось странным: в тот же вечер Федор устроил сразу две погони с интервалом в каких-нибудь полтора часа. После первой он продемонстрировал нам все то же наглое лицо, после второй - два других.
- Вот этих я знаю! - воскликнул Максим. - Первый - это Гриновский, второй - Синюкаев, бывший рабочий из поселкового магазина, который сейчас, кажется, живет в Москве, хотя иногда и наезжает сюда к своим дружкам...
- Все это очень интересно, - недовольно заметил я, - но что нам теперь делать?
Но оказалось, что Федор решил вернуться в город. Случилось это после того, как появился у него металлический пенальчик, который Федор никогда не выпускал из рук и временами оглаживал, печально гукая.
В городе Федор теперь не слушал джатак, не смотрел телевизор. Он буквально не находил себе места, все время рвался на улицу. Однажды он вернулся совершенно убитый горем, без пенальчика, но зато с червонцем под погончиком куртки. Когда я спросил его о судьбе пенальчика, Федя затряс головой и продемонстрировал новое лицо, четвертое по счету. Только тогда до меня дошло, что деньги были платой за пенальчик.
Я позвонил Максиму, и он неожиданно очень серьезно отнесся к происшедшему, словно пенальчик был парибхогикой [какая-либо вещь, принадлежавшая Будде].