Далия Трускиновская - Маршрут Оккама
— Вымершее. Которого сейчас нет. А если мы его предъявим — значит, доставлено на машине времени.
— Беловежский зубр, что ли?! — заорал я. — Сами его ловите!
— Ну, зачем же зубр? Что-нибудь маленькое…
— Киви, — сказала Машка.
— Какое тебе киви? Их на базаре полно! — возмутились господа бизнесмены.
— Так называлась бескрылая птица, которую истребили в Новой Зеландии в позапрошлом веке, — сообщил я. — Жюль Верна читать надо!
— Кого???
Ну, в общем, компания у них была еще та. Мозги включались только при слове «проценты».
— Еще надо убедиться, что все эти аномалии Новодевичий действительно наблюдал. А то вот у нас дядя Костя из сорок седьмой квартиры раз в неделю зеленых чертиков видит. И поди ему докажи, что чертики — продукт алкогольного воображения, — это я решил внести долю здорового скепсиса.
— Ну так и убедись! Только поскорее!
Они вчетвером так на меня уставились, что Машка захихикала. Ну да, еще бы — то был голодранцем, ловцом богатых невест, а то вдруг оказался единственным спасителем!
— Нужны деньги, — сказал я. — Меня на самолетах бесплатно не катают. И командировочные.
— При чем тут самолеты? — спросил будущий тесть.
— При том, что, сдается мне, этот Новодевичий живет в Сибири, и все его аномалии — там же процветают. Вы хотите отправить меня в Сибирь поездом?
Они еще сомневались, давать ли мне деньги. Я так и ждал, что старый дурак заорет: «У меня все в обороте!» Ну уж тут бы я развернулся и вышел. В конце концов, на хрена нам с Машкой его согласие? Если через пару месяцев начнутся крупнейшие неприятности, она уже не будет богатой невестой. И все решится само собой.
Питерский умник полез к себе за пазуху. Все правильно: нахапал — поделись с товарищем. Мне даже страшно было вообразить разворованные ими суммы в рублях…
Наконец мы все сформулировали. Я немедленно отправляюсь искать этого Новодевичьего с его идеями путешествия во времени. Я не жалею денег на подкуп и взятки. Я имею право нанимать тех, кто мне потребуется, чтобы проверить все детали. Потом я организую что-то вроде экспедиции…
— А если она не вернется? — спросил я, вспомнив пропавшую в смутном пятне консервную банку. — Никогда?
— Значит, денежки — ку-ку, головка — бо-бо, — после долгого молчания сформулировал Горохов. — Если кто-то знает другой выход из положения пусть скажет. Я пока другого не вижу.
Сошлись на том, что, снявши голову, по волосам не плачут. Тот коммерческий риск, на который они идут, вкладывая деньги в сомнительную экспедицию, несоизмерим с финансовой и даже уголовной катастрофой, которая грянет, если сидеть сложа руки.
У Машки больше опыта в общении с библиотекой. Я добываю новости по своим личным каналам и скидываю их по Сетям. А она, когда ищет нужную книгу, переворачивает кучи каталожных карточек. Она и додумалась поискать самые ранние и самые поздние публикации Новодевичьего. Ранние — потому что всякий индивид сперва норовит опубликоваться в родных краях. Поздние чтобы убедиться, что он еще жив.
Таким образом мы установили, что родом наш аноним из города под названием Протасов, что публиковался на протяжении двадцати лет (по меньшей мере), и что последний след нужно искать в Москве, в бухгалтерии журнала «Наука и жизнь». Мы с преогромной радостью вылетели в Москву. Тайна псевдонима обошлась в коробку конфет и в полсотни зеленых, которых, кстати, можно было и не давать — но я не хотел экономить неправедно нажитые доллары.
Оказалось, что у Новодевичьего простая фамилия — Фоменко. Оказалось, он-таки по сей день живет в Протасове! Мы нашли этот город на карте и поехали туда поездом. Это уже не в целях экономии — просто поезд отплывал в шесть вечера, приплывал в десять утра, и если взять купе в СВ, то вся ночь — наша!
В Протасове мы отправились в редакцию городской газеты. Я предъявил свою пресс-карту и получил полное содействие. Сотрудница субботнего приложения «Прогрессор» покопалась в блокноте и дала нам телефон Аркадия Анатольевича Фоменко. А созвонились мы уже без посторонней помощи.
Но на встречу со знатоком хроноаномалий я пошел один — Машка после бессонной и трясучей ночи мечтала о постели, которая под ней бы не колыхалась и не дергалась со скрежетом и стуком. Я оставил ее в гостиничном номере и пошел в сквер к постаменту от недавно убранного памятника вождю. Очевидно, весь город там встречался. К счастью, я примерно знал возраст Фоменко. Мужик за сорок среди нервной молодежи был один.
Дядька правильно мне его описал — сухой, бесцветный, и в костюме совершенно никакой. Есть люди, созданные для кирзачей по колено и ватников. Вот это он и был.
Я все ломал голову — говорить или не говорить о проекте «Янус»? То есть о моей причастности к проекту? Решил, что не надо. Если я ему совру мол, дела идут успешно! — он, чего доброго, надуется, все-таки конкурирующая фирма. А рассказывать ему правду тоже нелепо. Неизвестно ведь, как он этой правдой распорядится.
В общем, сказал я так:
— Аркадий Анатольевич, мой будущий тесть читал ваши публикации, очень заинтересовался! Он готов спонсировать одну-две экспедиции, но хотел бы иметь научное обоснование ваших гипотез.
— Тесть — бизнесмен? — спросил Фоменко.
— Естественно!
— А он хоть слово поймет?
Фоменко не шутил — он очень спокойно относился к тому, что меня все еще возмущало.
— Он ни хрена не поймет, — ответил я, — но это и не обязательно. Он послал меня, для того, чтобы понял я и решение принял тоже я.
— Ну, тогда попытаемся объяснить. Нас ведь целая группа работает! похвастался Фоменко.
— Охотно познакомлюсь с группой.
Мы пошли к телефону-автомату. Он позвонил в какой-то вычислительный центр и попросил позвать Лешу. Потом объяснил, что Леша — прекрасный программист, и все матобеспечение гипотезы — его мозгов дело. Он даже специально написал огромную программу, с которой я еще познакомлюсь…
— Кроме того, мы проводим эксперименты не в полевых, а в лабораторных условиях. Вот сейчас вместе с Лешей пойдем к нашему третьему коллеге…
Этот Леша по фамилии Золотухин оказался примерно мой ровесник, но на две головы ниже и в очках. Я попробовал его разговорить, но он отвечал такими научными фразами, что я всякий раз затыкался. В конце концов я подумал так: ну, допустим, я тебе, Золотухин, не понравился, так ведь и ты мне не понравился. А нам с тобой не детей крестить, как-нибудь эти несколько дней перебьемся.
Потом мы сделали еще один звонок — человеку по имени Вовчик. Он был готов нас принять. А жил он за четыре квартала от Лешкиного института.
