Дмитрий Самохин - У смерти твои глаза
Петр Петрович так надеялся, что, когда мы переедем, он заживет спокойно.
Да не тут-то было.
Раскатал губы-то. Мы передислоцировались с Гаванского канала, где занимали этаж в бизнес-центре по соседству с зубоврачебной клиникой и мебельным магазином, на канал Беринга в собственный особняк. Поручик Стеблин, правая рука Крабова, рассказывал, что, когда инспектор узнал о переезде, его лицо приобрело вид посмертной маски Фредди Крюгера. В отличие от Крабова со Стеблиным мы находились в прекрасных отношениях, я бы даже сказал дружеских.
Но, пока инспектор Крабов не заявился, мне требовалось сделать пару телефонных звонков. Так сказать – на опережение. И я предпочел звонить из Хмельной, так я прозвал свой пивоваренный подвальчик.
Первым делом я дозвонился до господина Чистоплюя и обрадовал его новостью, после чего задал риторический вопрос:
– Мы продолжаем расследование?
– А вы намерены отказаться? – вопросом на вопрос отозвался Иероним Балаганов.
– Я – нет. Я всегда иду до конца. А вы?
– Скажите, вы хоть продвинулись? – не заметил моего вопроса господин Чистоплюй.
– Стали бы на меня охотиться в противном случае, – усмехнулся я.
– Тогда продолжайте. Только так. Истинно так, – распорядился Иероним Балаганов.
Я повесил трубку и позволил себе расслабиться на минуту. Развалился в кресле, собираясь с мыслями. Я так уверенно ответил господину Чистоплюю, что у меня есть версии, что сам чуть было не поверил в это. На самом деле – голый пустырь. Только летающий мусор, но ни одной дельной дороги, ни травинки догадки. Я не имел представления, почему похитили Романа Романова. Но знал, в каком направлении двигаться. А это главное!
Вторым делом я дотянулся до школьного приятеля Степана Прокуророва. Звонил я ему на мобилу, поскольку рабочего номера не знал. Откликнулся Прокуроров сразу же.
– Кто это? Туровский, ты, что ли?
– Степ, я. Дело к тебе есть.
– Я уж обрадовался, что ты за жизнь встретиться хочешь. А у тебя опять дело, – недовольно пробурчал Степан Прокуроров. – Ну, выкладывай.
– Мне нужно узнать все, что возможно, о Родионе Сельянове.
– Кто таков?
– Все, что мне известно, так это то, что он работает адвокатом в бюро «Моисей».
– В первый раз слышу о «Моисее». Что-нибудь есть еще?
– Телефон.
Я надиктовал номер.
– Ну, будь. Вызнаю, позвоню.
– Степ, если у тебя завтра вечером планов нет, заезжай. Мы на канале Беринга обосновались, – предложил я.
– Я в курсе. У меня адрес есть.
До прихода инспектора Крабова оставалось еще минимум полчаса, если Гонза уже успел позвонить. Текущих дел по пивоварению у меня не наличествовало. По крайней мере, настолько срочных. И я включил телевизор. Столичный канал, использовавший в качестве значка имперского двуглавого орла, транслировал новости. Мне подфартило как всегда. Вещали о подготовке празднования трехсотлетия Санкт-Петрополиса и как обычно катили бочку на нашего губернатора – Владислава Пятиримова. Суть всего наезда сводилась к тому, что добрая половина выделенных на празднование денег куда-то исчезла. Доподлинно было известно, что из Москвы деньги ушли, а Пятиримов разводил руками и убеждал прессу, что никогда не видел вышеозначенной суммы, а все слухи о том, что сумма эта покинула Москву, – навет прессы, тщательно спланированный и по нотам сыгранный спектакль. Пятиримов даже грозился указать на режиссера представления, но его никто не слушал.
Лично для меня ясно было одно – политической карьере Владислава Пятиримова крышка. Ему дадут отпраздновать трехсотлетие и даже, возможно, дадут досидеть губернаторский срок, после чего упекут за расхищение по указу императора. Грешно тырить в таких масштабах, да притом так нагло.
Закончив обсасывать коррупционную тему, ведущий доложил о готовящемся приезде сэра Пола Маккартни в Северную Венецию. Вкратце он рассказал историю группы «Битлз», помянул известную песню «Назад в Россию» и напомнил о концерте экс-битла в Москве на Красной площади.
Я прогнал каналы. Но везде одно и то же. Время новостей. Не о трехсотлетии, так об оккупации Ирака Социалистическими Соединенными Штатами Америки; не об Ираке, так о концерте сэра Пола; не о Маккартни, так о коррупции в губернаторских кругах Санкт-Петрополиса.
Замкнутый круг.
Я уж отчаялся увидеть что-нибудь полезное, как надобность в телевизоре отпала.
Я узнал о явлении инспектора Крабова раньше, чем мне сообщил Гонза Кубинец, спустившийся в Хмельную. Сверху раздался надсадный рев старого медведя, в последний раз забравшегося на самку, затрясся пол и захлопали двери. Я уж забеспокоился о сохранности своего пива. Вдруг звуковые колебания оказывают на него пагубное воздействие? Я направился сквозь Хмельную к лифту и столкнулся с Кубинцем, выходящим из лифтовой кабины.
– Крабов прибыл, – обрадовал Кубинец. – Очень счастлив, что труп в нашем доме. Теперь у него появился повод отобрать лицензию.
– Пусть попробует, – хмуро бросил я.
Появилось ощущение, что стены стали сжиматься, норовя меня раздавить, и тут же пропало. Но я принял это за знак свыше.
Петр Петрович Крабов вполне соответствовал тому облику, что рисовал шум, производимый им. Медведь с незажженной сигарой в зубах, втиснувшийся в костюм, топтался в нашей прихожей, скептически оглядывая неподвижное тело Ирисова. Поручик Ираклий Стеблин находился подле. Вокруг Крабова суетились люди в форме, раскладывали свои инструменты эксперты, сверкали вспышками света фотоаппараты. Завидев меня, Крабов всплеснул руками и взрычал:
– Туровский, я же предупреждал вас, не давайте мне повода. Отчего же вы так непослушны? – Инспектор Крабов хищно рассмеялся. – Ну рассказывайте, Туровский, вы сами подвешивали бедолагу или за вас это сделал Гонза?
– Во-первых, – учтиво, пытаясь сохранить хладнокровие, сказал я, – прошу учесть, Крабов, у нас действует презумпция невиновности…
– К черту, Туровский, бросьте фиглярничать. – Улыбка сползла с лица Крабова.
– Во-вторых, поручик Стеблин, будьте свидетелем. Инспектор Крабов позволяет предвзято относиться к нашим персонам.
Стеблин нахмурился и, потупив взор, точно от стыда, отчеканил:
– Петр Петрович, право же, вы загибаете.
– Бросьте, Стеблин, у нас появился прекрасный шанс. А вы хотите испортить всю партию, – подавляя подчиненного, заявил инспектор.
Крабова похлопал по плечу низкорослый толстячок в очках с сильными линзами. Он напоминал дряхлую черепаху, угодившую в суп.
– Извините, инспектор, у повешенного на шее обнаружены следы инъекции. Осмелюсь предположить, что он был отравлен. Скорее всего, ампула была выстрелена. Точно можно будет сказать только после экспертизы.
