Людмила Свешникова - Лиловая собака (сборник)
Это было красочное зрелище: физиономии пестрели кровоподтёками, от резких движений временами коллеги взмывали к потолку, походя на пожилых обезьян, перелетающих с ветки на ветку.
Рубка оказалась закрытой бронированной плитой с тремя кнопками в центре. Помня наказ прекрасной таможенницы, Алик нажал верхнюю. Внутри плиты заскрипело, и металлический голос скучно пробубнил:
— Пульт управления открывается после приземления…
— Лапшу вешает! — закипятился Лева. — Сказала же та подруга… — И начал яростно давить на все кнопки. Бронированная дверь была молчалива, как склеп. Верхняя кнопка бубнила всё то же.
— Взломаем к чертям собачьим!— предложил Копыто, упираясь плечом в броню.
— Давай, давай! — поощрил его Алик. — Времени у нас много, через сотню лет взломаешь.
Он окончательно убедился в вероломстве таможенницы: корабль с заданного курса им не свернуть, летят они неизвестно куда, и неизвестно сколько будет продолжаться этот полёт — ловушка захлопнулась.
— У меня есть желание взглянуть на свои алмазные россыпи, — заявил он, — и здесь по дороге можно подкормиться.
Малочисленное обезьянье стадо допрыгало до пищеблока. Лёва, заранее облизываясь, затребовал обед. Автомат крякнул, выбрасывая из окошечка наждачный сухарик и туб с жидкостью. Копыто и Алик получили то же. Лёва первым присосался было к тубу и болезненно поморщился:
— Так и концы отдать недолго! — заключил он и непечатно выразился в адрес коварной таможенницы и пищеблока. — В тюряге кормёжка как кормёжка. Нет в жизни счастья!
Ему с нежностью вспомнилось последнее место отсидки: нормальная еда, вполне удобные нары.
Проголодавшиеся воры всё же прикончили что-то похожее на некалорийную похлёбку, загрызли сухариком и двинули в грузовой отсек.
Сначала при помощи болта был вскрыт контейнер Лёвы. Ровными рядами в нём лежали крупные бусы. Нанизанные на тонкую проволоку, они отливали опалом, изумрудом и бирюзой. Лёва быстро перерыл содержимое контейнера и плаксиво спросил:
— Где же бриллианты?
— Не трать нервные клетки, — посоветовал Алик. — Камешки в моём сейфе. Твой же фарт наводит на мысль, что мы катим туда, где ещё уцелели симпатичные старомодные дикари. Зачем тебе какие-то камешки? За эти цацки открытым голосованием тебя изберут вождём племени Тумба-Юмба с предоставлением персонального гарема и бесплатных обедов. А смотрится! — набросил он на шею нитку голубеньких бусин.
— Ложи на место! — закричал Лёва.
Он уже уверовал в своё светлое и сытое будущее.
В контейнере Алика, аккуратно запелёнутые в розовую бумагу, лежали несколько копчёных окороков. Во много ярусов высились голубенькие банки сгущёнки с портретом симпатичной коровы и банки тушёнки, тоже украшенные изображением розовых чушек. Аппетитный строй завершала мелкая тара с лимонадом и пивом. Сквозь прозрачные обёртки заманчиво просвечивали лимонно-жёлтые галеты и тёмные плитки шоколада.
— Нормальный сухой паёк, — сказал Алик. Помня о скупости пищевого блока, он равнодушно покорился судьбе.
Копыто, одолев расстояние затяжным прыжком, ломая ногти, сорвал пломбу со своего контейнера.
На этот раз таможенница не обманула: многочисленные бриллиантовые караты засверкали в тусклом освещении грузового отсека. Под россыпью драгоценных камней лежали тяжёлые плитки платины. Сокровища Аладдина выглядели бы жалко против содержимого контейнера номер один.
— Поделись, поделись! — нищенски завёл Лёва.
— Не подходи, размажу! — погрозился Копыто.
— Нечестно, Лёва, — сказал Алик. — Ценности распределены согласно беспроигрышной лотерее.
Он уже отхватил зубами порядочный кус от окорока и задумчиво зажевал.
— От той баланды брюхо подводит! — намекающе сказал Копыто.
— Стыдно такому богатому человеку попрошайничать! — заявил Алик, запивая окорок банкой пива. — Я же не прошу у тебя пару камешков на запонки.
— Десять банок тушёнки за одну снизку бус! — деловито предложил Лева.
— Десять снизок за одну пачку галет, — хладнокровно ответил Алик.
— Подавись, гад! — заорал Лёва.
Копыто же некоторое время посидел на крышке драгоценного контейнера, подозрительно поглядывая на двух коллег, и принялся сооружать загончик из тюков. Драгоценности были водворены в загончик, сверху он примостил ещё несколько тюков. Лёва последовал его примеру в другом углу отсека.
Ночь прошла беспокойно. Лёве снились цыплята-табака и прохладное пиво. В кошмаре Копыто ел тушённую с бараниной картошку, прихлёбывая «помидорную». Коллеги во сне стонали и скрипели зубами.
Алик тоже воздвиг баррикаду из грузов и дремал урывками, боясь нападения голодающих.
Через сутки Лёва выбросил белый флаг:
— Одна снизка — пять пачек галет?!
— Три снизки — две пачки галет, — пошёл на некоторые уступки Алик.
— Спекулянт! — заорал Лёва. — За такое знаешь какой срок дают?!
Подавляя голод, он перекладывал с места на место разноцветные бусы. Копыто от нечего делать считал камни, сожалея, что нет весов для определения каратов. Оба тяжко страдали от голода, но за скудным пропитанием в пищеблок не решались отлучиться. Лёва не доверял Алику и Копыту, а тот боялся на секунду оставить без присмотра свои сокровища. Один Алик не нуждался в автоматическом скряге, обходясь без окаменевших сухарей и жидкого хлебова.
Владельцы опалов, изумрудов и благородных бриллиантов с каждыми сутками страдали всё сильнее. Кожа на Лёве повисла складками, словно он влез в чужую, на несколько номеров большую. Боксёрская челюсть Копыта стала походить на акулий зуб. В одну из ночей, заключив временный пакт, они совершили нападение на продовольственный склад. Алик предусмотрительно обложил бруствер баррикады пустыми консервными банками. Загремев, они его спасли, как гуси Рим. Алик успел врезать болтом Лёве по спине.
Наконец Копыто решил расстаться с несколькими камнями. Торговались долго и упорно. Банка свиной тушёнки была продана за два бриллианта. Товарообмен происходил на нейтральной полосе.
— Ставь банку, потом будут камни! — поставил условия Копыто.
— Ложь камни — отдаю банку.
Открытую заранее банку и два камня положили на пол, коллеги одновременно схватили обменный товар, больно стукнувшись лбами.
Копыто немедленно засунул в банку грязные пальцы и, урча от наслаждения, заглатывал куски волокнистого мяса.
— Оставь малость! — взмолился Лёва.
— Меняй цацки, — промычал насыщающийся Копыто.
Лёва не сразу решился начать обмен — Копыто милостиво разрешил вылизать банку, — но скоро тоже не выдержал и положил на край крепостного вала три снизки бус. С каждым днём карманы Алика приятно тяжелели от драгоценных камней, для сохранности бусы он носил на шее.
