Михаил Клименко - Иной цвет
- Братья, сюда, ко мне!-закричал он.-Этот здесь. Ко мне, путники!..
"Путники", спотыкаясь, с вытянутыми руками уже бежали к нам.
Я ловким ударом сбил одного, подставил ногу другому, изо всей силы толкнул в спину Жиляткова и бросился к тем двум, которые держали Вадима.
- Машину! - поднимаясь, крикнул Жилятков.-Держите, парни, покрепче того!
Я видел, как двое вслепую бросились в разные стороны. Один бежал в низину, а другой к высокому лесу, что метрах в ста светился частоколом ультрамариновых стволов. Не знаю, то ли этот второй успел добежать, то ли в машине кто-то сидел, но неожиданно для меня невдалеке вспыхнул яркий свет фар. Все были освещены. Фыркнул, заурчал мотор. Почувствовав резкую боль в глазах и в затылке, я отвернулся от ослепительного света и побежал в сторону. Я бежал из низины вверх, к высокому ультрамариновому частоколу. Свет фар заметался из стороны в сторону. Я перед собой почти ничего не видел. За мной гнались трое или четверо. За ними, неловко лавируя среди деревьев, вихляла легковая автомашина.
Минуты через две сбоку от меня вспыхнули фары другого автомобиля, о присутствии которого я не подозревал.
Двое преследователей, кажется, уже настигали меня, когда позади вдруг раздался глухой удар.
Я свернул в сторону.
Одна из машин застряла. Скоро от нас отстала и другая. Эта, по-моему, врезалась в дерево или налетела на пень.
В темноте избавиться от преследователей для меня не представляло труда. Когда они, потеряв меня из виду, повернули и быстро стали возвращаться назад, я на весь лес крикнул:
- Ва-ди-и-им! Я сейчас вернусь с милицией!.. Конечно, в ближайшие часы едва ли я мог рассчитывать на вооруженную помощь. Крикнул я лишь для того, чтобы припугнуть головорезов, чтобы они особенно-то не распоясывались перед Вадимом.
Времени было час десять минут. Средина ночи.
Я шел и бежал около двадцати минут.
Мне показалось, что я выбрал неправильное направление и свернул в сторону, а через пять минут вышел на асфальтовую дорогу.
Быстро наломал веток, переплел, связал их, и этот светящийся клубок оставил в качестве метки на краю проезжей части.
К счастью, бежать по асфальту пустынной лесной дороги мне пришлось недолго. Минут через пятнадцать я услышал стук пустых бортов, потом гудение и увидел свет фар. Навстречу мчался грузовик. Я стал посреди дороги, расставил руки и, повернув голову в сторону, закрыл глаза.
Грузовик с визгом остановился передо мной.
- Выключи фары! - не открывая глаз, крикнул я.
- Тебе что: жить надоело?!-резко приоткрыв дверцу, высунулся из кабины шофер.
- Куда едешь?
- Куда! В Игринку, куда еще! Ты что, не знаешь, как голосовать? Вот тоже мне, пассажир!
- Некогда тут голосовать...
- А что случилось? - шофер выключил фары.
- Там, пониже, километрах в трех от дороги на нас напали бандиты. Нас было двое... Отсюда до Игринки сколько?
- Километров пять.
- А до Остинки?
- Восемь.
- Поедем в Остинку. Надо срочно позвонить в город. Преступление.
Шофер лихо развернул машину, и мы помчались к железной дороге, к станции Остинке.
Минут через десять мы были там.
Еще через две минуты я был на городском проводе:
- Милиция? Около станции Остинки совершено бандитское нападение на двух художников. Мне удалось вырваться. Одного из преступников я, кажется, узнал. Это их главарь Демид Ниготков. Помоему, он скоро должен вернуться домой. Адрес: улица Нахимовская, индивидуальный дом номер девяносто семь. Он там один живет...
- Так, достаточно! - прервали мое нескладное сообщение.-Ответьте на следующие вопросы...
Из Остинки на место происшествия была выслана оперативная группа из трех человек. Я был четвертым.
В лесу мы разделились по двое.
Уже светало, когда я с сержантом Темкиным на мотоцикле нашел ту низину, где Демид Ниготков со своими сообщниками замыслил совершить над нами физическую расправу. Мы прочесали окрестный лес. Как я ни кричал, Вадим не откликался. Кроме наших этюдников и трех разбитых фонариков, мы тут нашли еще большой целлофановый мешок и какую-то старую, вытертую овчину.
Где Вадим? Что с ним сделали?
К моей огромной радости, утром Вадим появился в Остинке. Он пришел в половине девятого. Был цел, но нельзя сказать, что невредим: его поколотили в лесу-не очень чтоб, а так, для острастки. Пришел он в какой-то странной одежде. На нем были широченные, невероятно мятые брюки, все изодранные, в масляных пятнах. Такой же была на нем и клетчатая рубашка.
Оказывается, бандиты зачем-то провезли Вадима в машине несколько километров в сторону Игринки. Затем где-то в лесу остановились, вышли из машины, коротко посовещались и приказали выйти "на свежий воздух" и Вадиму. Они отобрали у него почти всю одежду - вплоть до майки. А ему великодушно бросили из багажника рваный, мазутный хлам и сказали, что свою одежду он получит только тогда, когда мы рассчитаемся за телеобъектив и фотоаппарат.
Все это было, конечно, странно, непонятно. Их лесная игра в "кошки-мышки" действительно получилась веселой. Вадима они запросто отпустили. И складывалось такое впечатление, что эта дикая компания не такая уж и страшная. Одно было несомненно, что за мной они охотились.
СВЕТ И ТЕНЬ
В тот же день я получил сведения, которые меня удивили.
Когда, оставив Вадима, я показал преследователям пятки, то сделал это не потому, что хотел удрать. Я был убежден, что мой друг интересует компанию меньше всего. Мне надо было с поличным поймать этого Ниготкова, когда он будет возвращаться из остинского леса домой.
На Нахимовской улице у дома номер девяносто семь милицейская машина была в час пятьдесят, то есть минут через десять после моего звонка из Остинки.
Милиционеры не стали у ворот дожидаться возвращения хозяина, позвонили-и через минуту в одном окне зажегся свет. На крыльцо, сначала поинтересовавшись, кто желает его видеть в такой поздний час, вышел... заспанный Демид Ниготков!
Пришлось милиционерам перед Демидом Велимировичем извиниться и пожелать ему спокойной ночи. Улыбаясь, Ниготков, между прочим, сказал, что у него есть основания полагать, что разбудили его по очередному недомыслию Константина Дымкина, страдающего каким-то странным нервным заболеванием. Упомянутый Дымкин, насколько ему, Ниготкову, известно, находится сейчас на инвалидности, и если этот парень еще раз проявит по отношению к нему такую оскорбительную подозрительность и будет привязываться, то он, Демид Велимирович, вынужден будет искать защиту у прокурора.
Я, таким образом, оказался в очень неловком положении. Действительно, мало ли что может показаться нервнобольному! Так что все невнятные претензии к Ниготкову оказывались довольно смешными и со стороны выглядели как примитивная неприязнь или попросту навязчивая идея.
