Андрей Столяров - Мелодия мотылька
Нет уж, лучше не надо.
Зато коктейль в этот вечер, по традиции, идет за счет фирмы, и потому бар очень скоро превращается в карусель, вращающуюся сразу по всем осям. Гликк угощает каждого, кто попадается ему на глаза. Мэтр Жосьен лишь величаво кивает, показывая, что он в курсе. Вспыхивают сталагмиты, разбрасывая цветные блики по всей пещере. Девица на краю хрустального озера поет исключительно для него. Быстрые летучие мыши, ухитряясь никого не задеть, то и дело бесшумно подхватывают со стола смятые жестяные баночки.
Заканчивается вечер тем, что они почти до полуночи шатаются по периферии анклава: продираются сквозь насаждения роз, цепляющихся за джинсы, ловят ладонями сиреневые лазерные лучи, обозначающие охранную зону. Петтер, будто клоун, размахивает руками и во весь голос кричит, что завтра тоже непременно подпишет контракт. Мужчиной может считать себя только тот, кто прошел через горнило боев.
– Вперед… Шагом… ма-арш!..
Джилин терпеливо кивает и пытается увести их подальше от патрулей.
Красным сигналом тревоги горит у него на пальце рубин.
Патрули их, впрочем, не трогают. Они просто считывают корпоративные коды, заложенные у каждого в персональный чип, и, видимо, сверившись с дежурными указаниями, следуют дальше.
А некоторые даже приветственно козыряют.
Это приводит Гликка в полный восторг.
Он останавливается неподалеку от стеклянной сторожевой башенки, которая вращающимся маячком каждые четыре секунды сканирует мир за Стеной, и, сжав кулаки, объявляет, что когда он вернется, все будет иначе. Его несомненно, за все выдающиеся заслуги, переведут на уровень «В»… Как это?.. Не могут не перевести!.. А там уже и до следующего регистра – рукой подать…
– Будем продвигаться все вместе!..
Он пытается их обнять.
– Если ты вернешься, – терпеливо напоминает Джилин.
Грустные оливковые глаза.
Тогда Гликк берет его за отвороты желтой корпоративной рубашки и трясет так, что у Джилина мотается голова.
– Я вернусь, – яростно говорит он. – Я вернусь, ты слышишь!.. Вернусь, вернусь!..
На следующее утро за ним приходит машина. Гликк сильно взволнован: впервые за много лет он покидает территорию корпорации. Фактически, это всего лишь второе его физическое перемещение, первое случилось тогда, когда сразу же после окончания школы его вместе с двумя другими отобранными фирмой выпускниками перевезли в этот анклав. Даже трехгодичное обучение в колледже он прошел, оставаясь в пределах охраняемого периметра. Это понятно: корпорация, кредитовавшая его образование, не хотела рисковать вложенными по договору средствами. Ведь виртуальные аудитории ничем не отличаются от настоящих, а в виртуальных лабораториях, регулярно проверяемых, кстати, теми же корпоративными инспекторами, можно работать ничуть не хуже, чем в реальных исследовательских боксах.
Правда, тут его постигает разочарование. В машине нет окон – на дверцы справа и слева транслируется нейтральный пейзаж. И хотя дважды до него докатывается что-то вроде гула толпы, а один раз машина вздрагивает, как от разрыва, и по обшивке ее чиркает какой-то металл, «дикий мир» для него все равно остается загадкой. Действительно ли он полон монструозных дегенератов, жаждущих крови, и действительно ли они ненавидят всех тех, кому посчастливилось жить в корпоративном анклаве?
Так ничего из этого он и не узнает. Машина останавливается в гараже, входные жалюзи которого уже опущены. Ни одного звука не доносится сквозь бетонные стены. Лишь шофер дико ругается, разглядывая безобразную сверкающую загогулину на переднем крыле.
Это чем же нужно было в них засадить, чтобы процарапать бронированное покрытие?
Раздумывать ему, впрочем, некогда. Уже с первых мгновений пребывания в армейской среде день его оказывается расписан так, что на размышления не остается ни сил, ни времени.
Сначала Гликку делают глубокое биологическое сканирование, и «эскулап», суммировав особенности физиологии, вычерчивает программные рекомендации. Затем, согласно этим рекомендациям, с него снимают навыки химика-экспериментатора и за двенадцать часов наращивают базовый чип до необходимой мощности. Одновременно ему имплантируют стимуляторы, повышающие скорость и точность реакций, а заодно подкачивают нейрохимию, ответственную за конгруэнтность психики. Теперь Гликк способен удерживать интерактивный режим, даже если в этот момент у него стреляют над ухом.
И, наконец, его подключают к боевой аватаре. Гликк, вернувшись из медицинского отделения в жилой отсек, с недоумением разглядывает себя в зеркале. Неужели он действительно стал военным? Неужели этот солдат с деревянным невыразительным гладким, как у манекена, лицом есть он сам? Где там скрывается подлинный Гликк? Осталось ли хоть что-нибудь от того, кем он был раньше?
Утешает, что это временно.
Всего через месяц, уже даже меньше, он вернется к прежнему статусу.
Звучат сигналы отбоя. Свет в отсеке тускнеет, превращаясь в расплывчатую серо-желтую муть. Гликк заваливается на койку, которая занимает чуть ли не половину крохотной комнаты, и всю ночь ему снится шипение, шелест, шуршание, распадающиеся печальные звуки, которые напоминают шум океанских волн…
Далее начинается самое неприятное. «Летчик» – это специализированная аватара, содержащая в себе множество узко-профессиональных программ, и поэтому она требует тщательной персональной подгонки. Гликка часами крутят на механических тренажерах, создают перегрузки, от которых у него темнеет в глазах, проверяют скорость реакций при смене оперативных координат. Трижды ему корректируют режим биохимической стимуляции и четырежды, добиваясь абсолютного сопряжения, меняют конфигурацию чипа. Все это, конечно, дается непросто. После таких тренировок Гликка ощутимо пошатывает, в ушах у него – вата, под черепом – кровяной гул, в воздухе – рябь, как будто вспыхивают и гаснут черные звезды. В столовой, где трижды в день собирается вся их команда, он с трудом проглатывает витаминизированный бульон, напоминающий по вкусу сладкий сироп, и с еще большим трудом заталкивает в себя желе, содержащее необходимый ему набор редкоземельных микроэлементов. Ни с кем из членов команды он не общается. Да и как им общаться, если видятся они не более часа в день. Тем более, что это точно такие же стандартные специализированные аватары, похожие друг на друга как генетические близнецы. Мелкие отличия во внешности у них, разумеется, есть, но надо очень приглядываться, чтобы заметить несовпадающие черты.
А когда, примерно через неделю, он, немного обвыкнув, начинает что-то соображать, когда подгонка аватары заканчивается и появляются силы, чтобы оглядываться вокруг, к тренингу физическому добавляется тренинг аутогенный. Теперь два раза в день в небольшом кинозале, оборудованном редкой по нынешним временам техникой трансляции изображения на экран, им показывают часовую нарезку хроники. Они видят города под бомбежкой, где между горящими рушащимися домами панически мечутся массы людей: пытаются спрятаться от безумия, но спасения нет; видят завывающую толпу, ощетиненную железными прутьями, палками, арматурой – она, как кочевая орда, идет на приступ одного из офисов корпорации: летят камни, бутылки с зажигательной смесью, сползают лицевые повязки, белеют жуткие, как у вампиров, клыки… Они видят радостное население, встречающее освободителей. Солдат в каске с корпоративным флуоресцирующим даже при солнце лейблом, легко сгибаясь, подхватывает местного ребенка на бронетранспортер, и тот, расплываясь от счастья, размахивает оттуда фирменным желто-зеленым флажком. Множество рук, множество сияющих глаз. Комментатор приподнятым голосом сообщает, что теперь граждане свободной страны могут беспрепятственно потреблять всю линейку товаров, представленных корпорацией «Ай-Пи-Би». Никаких ограничений более нет. Это их сознательный гражданский выбор, их право, отныне гарантированное конституцией…
