Александр Прокопович - Очередной конец света (сборник)
Когда на подлете к системе я обнаружил, что меня никто не встречает… То есть не встречают представители клиента – панцирники были уже тут как тут – я решил, что аванс все же получен, а значит, нужно хотя бы попытаться его отработать.
Я не верил в теории, но у меня был план. Мне казалось – простой и безопасный.
Обычно панцирники вступали в контакт в пределах поражения своим оружием. План был простой – вступить в контакт и тут же оторваться от преследования. Мне казалось, что если бы удалось чуть-чуть дольше пообщаться с панцирниками – могло бы что-то получиться. Мой корабль был действительно очень быстрым. Недолго.
Вероятно, предел поражения оружия панцирников был больше, чем расстояние, которое им нужно было для контакта. Я не успел ничего сказать.
Простые планы часто бывают не лучше хороших теорий. Мы с президентом ошиблись. Только он далеко и в безопасности, а я падал на его родную планету.
С другой стороны, я видел панцирника – он со мной поздоровался – и все еще жив. Нас таких мало. Скоро снова не останется ни одного.
Мешало время. Я чувствовал, что оно вытекает и уже не вернется обратно. Женщине, которая была со мной, – было неважно, сколько минут до рассвета, она любила меня так, что этого должно было хватить на двоих. У Кэрэн очень маленький лоб. Вероятно, чтобы любить, мозг не нужен.
Тьма за окном уже потеряла силу, когда панцирники напомнили о себе. Пока что это был только звук – рев двигателей штурмовиков. Скоро нам покажут картинку.
Я разбудил Кэрэн. Я заставил её собрать всех подруг. Это было нетрудно – у меня все еще было денег больше, чем я успею потратить. Мы поднялись на крышу. Нас было одиннадцать – девять женщин, я и махровое полотенце.
Мы смотрели в небо. Это редко, когда взрослые мужчины и женщины смотрят в небо. Это почти никогда, чтобы смотрели так.
На Феофании очень красивые облака, наверное, из-за того, что небо здесь низкое и темное, почти фиолетовое. Солнце еще не включилось на полную катушку, и можно было любоваться сразу и облаками, и звездами. Не худший вариант. Одна из звезд погасла, потом еще одна – небольшой катер панцирника летел к нам, темный на темном фоне.
Я отвернулся. Я решил смотреть в тот край неба, который еще не испорчен панцирниками. По моим расчетам ждать осталось недолго. Недолго все тянулось и тянулось. Небо светлело, звезды гасли, я все ждал, когда же вся жизнь пронесется перед глазами? Не проносилась.
Поворачивать голову было трудно, страшно – вот увижу чего там и…
Катер панцирника висел метрах в трех над нами. Мне не рассказывали, что они делают свои корабли прозрачными, – я мог рассмотреть врага во всех деталях. Просто некому было. До сих пор мне доводилось видеть панцирников только на экране. Вид снизу вверх – был не лучше. Ложноножки копошились, переплетаясь друг с другом, все это происходило в чем-то очень похожем на гной – жидкое, неприятное, вязкое, зеленое. Я уже никогда не полюблю цвет молодой травы.
Я не сразу понял, что не так. Мы были живы, и я больше не слышал рева. Девять женщин замерли на крыше. Девять женщин смотрели на панцирника… Любовь сочилась от крыши к панцирнику и дальше – до самых звезд…
Они были прекрасны. Чтобы заслужить такой взгляд, большинство нормальных мужчин готовы жертвовать литры крови, килограммы мяса. Девять обнаженных женщин на бетонной крыше – почти не касаясь ногами, вытянулись вперед и вверх – туда, где завис кораблик панцирника.
Его голос был мягким, бархатным, низким для женского и высоким для мужского. Так не говорят, так в унисон может петь хор… Панцирник заговорил:
– Приветствуем вас, объединяющие души!
Я ждал. Я все еще ждал, когда кораблик ушел за линию горизонта. Было странно – мне нравилось дышать. Никогда не думал, что это так приятно. Кэрен уже довольно долго тормошила меня за плечо. Кэрен что-то говорила. Где-то через вечность я наконец понял, что именно. Кэрен предлагала мне скидку, если я останусь с ней еще на одну ночь.
Панцирники бросили начатое дело и исчезли. Через неделю на планету вернулись президент и правительство. Через две они меня нашли. Вовремя. Одних лишь денег было недостаточно, чтобы выбраться отсюда, но хватило бы еще надолго, чтобы ни в чем не отказывать себе здесь, и я уже стал подумывать о том, чтобы прикупить небольшую развалину рядом с пивной. И это меня пугало.
Я получил из рук президента новый коммуникатор и даже какой-то орден. Что меня порадовало больше – это билет на шаттл, который должен был меня забрать с Феофании.
Президент торжествовал. Он с легкостью забыл свою старую теорию и придумал новую. Что это я? Кто-то из советников подарил ему новую. Теперь оказалось, что панцирники были не эмпатами, а убежденными нудистами. Когда они, наконец, увидели красоту обнаженных тел, они поняли, что среди жителей этой планеты все же попадаются приличные люди, и решили, что нас нужно оставить в покое.
Еще бы – единственное, что оставили после своего ухода панцирники в качестве объяснения, чего же это они решили пощадить Феофанию, – это небольшой эротический фильм, снятый на крыше одной местной восьмиэтажки. Моя роль была одной из главных, но для съемок я бы подготовил что-то другое. Теперь каждый житель планеты знает, что в критические моменты я отворачиваюсь и замираю. Кажется, примерно так поступают тараканы на планете Земля, хорошо хоть мне не пришло в голову упасть и притвориться мертвым.
Я знаю другое. Панцирники не исчезли с наших трасс и так же вежливо здороваются, чтобы затем… – нет-нет, просто улететь. Я видел панцирника так близко, как не видел никто из выживших, – ничего омерзительнее мне видеть не приходилось.
Я рассмотрел в прозрачном корабле то, что подтвердили через год экзобиологи. Тело панцирника нашли неподалеку от притона, где я провел больше недели. Каким-то чудом его корабль был сбит местными военными в самом начале кампании. Те, кого мы принимали за панцирников, ими не являлись. Каждый из них был парой существ, слившихся в бесконечном акте. Их щупальца, всегда ласкающие друг друга, их головы, сросшиеся в бесконечном поцелуе… Это должно было показаться отвратительно…
Президент был прав. Панцирники – эмпаты. Для них должно быть нормально, как и для любого другого существа, попытаться понять, кто встретился на их пути. Для панцирников должно быть нормально – ужаснуться нам. И дело не в том, что именно чувствовал каждый из тех, кто услышал приветствие панцирника, дело в том, что каждый из них не почувствовал.
Для панцирников, проводящих всю жизнь в бесконечном обожании друг друга, нормально считать, что существо не любящее – требуется уничтожить. Они не знают, что не любить – не значит ненавидеть. Теперь они знают – мы тоже способны любить, и, вероятно, чрезвычайно удивляются, почему у нас это встречается так редко. Теперь они знают – мы тоже люди – в их понимании. Неполноценные, но все-таки люди.
