Александр Карнишин - Деда Мороза не бывает
— М-м-м, — жмурился он. — Как в детстве…
— А что, Саш…,- отодвинулась и стала поправлять прическу мама. — Этот вот твой Женька — ты его с кого списывала?
— Ни с кого. Я его сама придумала, — гордо ответила Сашка. — Он как будто брат мне. Младший брат.
— Ах, бра-а-ат? Брата, значит, хочешь? Ну, смотри, потом не жалуйся! — мама снова затормошила Сашку, уже икающую от смеха.
Папа стоял в дверях и тоже смеялся.
***
Они переехали точно по графику. В тот день, который был закрашен красным, в пятницу вечером, в то время, когда надо было начинать готовить ужин, пришла машина. На нее крепкие мужики в чистых серых комбинезонах с оранжевыми вставками и черных хромовых ботинках быстро и умело упаковали и забросили Женькины книжки, потом выгрузили из встроенной мебели боксы с одеждой и унесли вниз. Вроде, ничего почти не изменилось в квартире, но стало сразу как-то гулко и пусто. Машина ушла, а Марк сдал ключи консьержу и пошел с Женькой в новый дом.
Их новый дом оказался в старых домах. Так вот вышло. Ну, не успевают строить, объяснял дорогой Марк сыну. Нас много, тех, кому хочется в новом доме жить. А тут все же посвежее, чем прежний. И зато на месте старого точно построят башню. И может быть, в следующий раз как раз туда и заселимся. Стройка идет по плану, который не на год, а на пятилетку, а то и на перспективу большую расписан.
Квартира была такая же. Один в один почти. Ну, чуть поновее только. И техника тоже посвежее. Кухня побольше. Или такая же, что ли? Стол уже накрыт, еда готова. Картошка с мясом по-домашнему в горшочках. Такое могло долго стоять, ожидая их прихода.
Марк вставил карточку в приемное отверстие, призывно переливающееся зеленым светом. На большом экране сразу все и высветилось. Вот школа для Женьки. Рядом совсем — через дорогу. Его класс. Этаж. Как зовут директора.
Вот работа для Марка. Управа настаивала, чтобы он пошел в связь. В этом квартале, по крайней мере, им нужны были связисты. Ну, он уже работал на связи…
В понедельник они отправились в свои новые коллективы.
На работе Марк лежал в кресле со шлемом связи на голове.
Работа связиста на первый взгляд очень легкая: лежи себе, да слушай. Вот только контрольное слово каждый раз было новое. Надо было вслушиваться во все разговоры и шумы и вылавливать это слово. Но Марку никогда не везло. Вот пару лет назад его сосед услышал "ночь" и получил бонус. А Марку не удавалось услышать контрольное слово ни разу.
Эта работа была даже труднее прежней, потому что приходилось постоянно напрягать слух. Когда во что-то начинаешь вслушиваться, звук усиливается, потом очищается, но если ничего интересного, то опять постепенно затухает, а ты ищешь другой разговор, другие шумы, приближаешь их, как будто рассматриваешь и снова отбрасываешь.
Поэтому его снабжение было поднято на один уровень. А еще если услышать контрольное слово — то бонус. Хорошая работа. Нужная.
Конечно, компьютеры могли сами процеживать эфир, но работа связиста создавала занятость для населения. А уровень снабжения показывал, что это не простая работа, а очень полезная для общества.
В следующую пятницу Марк пошел в школу. Она ничем не отличалась от старой. Так же расположены кабинеты, похожие учителя, похожие улыбки и рассказы о новом ученике, который, вы проследите обязательно, чуть отстал вот в этом месте, но зато, какой молодец, вот тут читал даже больше, чем по программе. Ему дали графики вхождения в график для сына. Чтобы не опережал и не отставал от других.
В конце, как обычно, Марк спустился в маленький кабинет школьного психолога. Психолог тоже был как в старой школе — плечистый крепкий мужик в строгом сером костюме. Он задавал такие же вопросы, что-то записывал, а в конце, вернее, когда Марк думал, что уже конец разговора, предложил прочитать сочинение сына.
"Сашка разбегалась, отталкивалась самыми кончиками пальцев, и взлетала, широко расставив руки, а ноги, наоборот, плотно сжав вместе. Потому что если ноги будут болтаться, то сразу сверзишься, и тогда — синяки и шишки, которых и так хватает.
Началось это давно, в самом начале лета. Она тогда вышла в степь, которая ковылем колыхалась под полынной горечи ветром, вдохнула, потянулась, и завопила ни с того, ни с сего:
— Дывлюсь я на нибо, тай думку згадаю: чому я не сокил, чому не летаю…
— Курица ты, а не сокол, — заорали в ответ хором братья-близнецы Петька и Пашка, караулящие с банкой тарантула у черной дырки в песчаной почве. — Курица! Чего орешь? Пауков всех перепугала!
— Тю на вас два раза, — ответила она Пашке и Петьке и понеслась стремглав, поднимая белые облачка пыли из-под босых ступней, все выше и выше, на кручу, под которой сразу обрыв. Встала на краю, расставила руки, растопырила пальцы, ловя ветер всем телом. А он налетел, закрутил подол ситцевого сарафана в голубых цветочках вокруг побитых исцарапанных коленок, засквозил вдруг снизу, раздувая парашютом и вылетая между худых ключиц прямо в нос…
— Но-но-но, — погрозила сурово пальцем Сашка. — Без глупостей!
Бабушка научила ее обращаться с ветрами. Ветры — они почти такие, как Петька и Пашка. Они капризные и немножко дурные. С ними надо, как с малыми детьми, потому что если они рассердятся по-настоящему, то тут уж держись. Тогда хоть на улицу не выходи — задерут подол, опозорят перед всем селом, нахлобучат воронье гнездо на голову, кинут песком в глаза, подкатят перекати-поле под ноги… А мальчишкам только того и надо. Вот и будут стоять и смеяться.
Но если подружишься с ветрами, если полюбишь их, пусть даже как маленьких мальчишек, неразумных и обидчивых пока, то они могут сделать такое…
Сашка тянется вверх всем телом. Туда, где почти белое в зените небо, где невидимый жаворонок, где гуляют ветры даже в самую жару.
Потом она срывается с места и бежит вниз.
Быстрее, еще быстрее, еще быстрее!
Отталкивается самыми кончиками пальцев и взлетает вверх с радостным визгом — девчонка!
…
— Чего это у вас? — спросят осторожно дачники у местных.
— Да это Сашка скаженная опять летать взялась, — даже не поднимая голов, ответят хором Петька и Пашка, сидящие с банкой у черной дырки в земле.
Некогда им голову поднимать. Они тарантула ловят в банку. Потом будут мухами его кормить и пугать девчонок.
А наверху в бледно-голубом сарафане, растопырив руки в стороны и плотно сжав ноги, как русалкин хвост, нарезает над селом круги Сашка, смотря веселым черным глазом на дачников, на братьев-близнецов, на колодец, на овраг, на трактор дяди Васи, на крыши, на крыльцо, с которого, прикрыв ладонью-козырьком глаза смотрит на нее бабушка."
