Теодор Старджон - Гибельдозер (Killdozer)
— Возможно это так, но…
— Но что? Ничего! Парень, совершивший убийство, явно не в своем уме. Тот, кто сделал это однажды может сделать это снова и я не хочу, что бы следующий несчастный случай произошел со мной!
И тут крепкую, но не очень светлую голову Чаба посетили две мысли. Первая: что Деннис, которого Чаб не любил, но не мог стряхнуть, явно хочет втравить его в какое-то неприятное дело. И вторая: что несмотря на свои ловкие речи, Деннис смертельно перепуган.
— Что ты хочешь сделать — позвать шерифа?
Деннис рассмеялся, оценив шутку. Но с колеи не сошел.
— Я скажу, что мы можем сделать. Раз ты тоже здесь, он — не единственный, кто знает работу. Если мы перестанем выполнять его приказы и начнем выполнять твои, он ничего не сможет сделать. А ты справишься.
— Брось это дело, Деннис, — с внезапной яростью вспыхнул Чаб. — Что думаешь ты делаешь? Вручаешь мне ключи от королевства? На кой черт тебе, чтобы я здесь командовал? — он встал. — Ну сделаем мы, как ты говоришь. Что, строительство от этого быстрее пойдет? Или денег у меня в кармане прибавится? Чего я по-твоему хочу — славы? Я однажды отказался от возможности стать членом совета. Что ты думаешь, я пальцем пошевелю, чтобы заставить банду олухов выполнять мои приказы — особенно, если они и так это делают?
— Да, Чаб, конечно, но я не поднимаю волну просто ради удовольствия. Я вовсе не это имел в виду. Но пока мы не сделаем что-нибудь с этим парнем, мы все в опасности. Ты можешь впустить эту мысль в свою башку?
— Слушай, болтун. Если человек хорошо работает, у него нет времени попадать в истории. Это я о Томе говорю — но и тебе неплохо бы запомнить. Залезай на свою тарахтелку и катись в мергельную яму. — Захваченный врасплох, Деннис повернулся к своей машине.
— Какая жалость, что ты не можешь переносить землю ртом, — сказал, уходя, Чаб. — Тогда тебя можно было бы оставить здесь заканчивать работу в одиночку.
Чаб медленно шел по направлению к зарослям, подкидывая камешки железной линейкой и тихо ругаясь про себя. Он был по сути своей человеком простым, а потому верил, что в мире все просто. Он предпочитал делать то дело, которое знал, и не терпел сложностей и неожиданностей. Он много лет проработал на строительстве оператором и начальником партии геологоразведки и был известен одним редким качеством — при любых обстоятельствах держался в стороне от клик, группировок и прочей «внутренней политики», составлявшей смысл жизни большинства людей на строительстве. Его тревожили и раздражали те закулисные игры, с которыми приходилось сталкиваться, практически на любой должности. Если интрига была элементарной, Чаб находил ее омерзительной, а нечто более сложное начисто выбивало его из колеи. Он был достаточно глуп, чтобы его врожденная порядочность лезла изо всех щелей его поведения. Он понимал, что полная честность по отношению к начальству и подчиненным достаточно болезненна для всех заинтересованных сторон, но не мог, да и не хотел вести себя иначе. Если у Чаба портился зуб, он не вырывал. Если ему не по делу учинял разнос суперинтендант, то получал полную и четкую характеристику проблемы, а если ему это не нравилось, что ж, Чаб мог найти другую работу. И если перетягивание каната между группировками становлюсь ему поперек города, он прямо так и говорил — и требовал расчет. Или спускал пары и оставался. Его несколько эгоистическая, но детская реакция на вещи, мешающие ему работать заслужила ему уважение со стороны большинства его начальников. И сейчас — как всегда — он точно знал, что делать. Только — ну как ты будешь выяснять у человека, убил он или нет?
Он быстро нашел прораба — тот подкручивал болты на новом траке Семерки огромным гаечным ключом.
— Привет, Чаб. Как хорошо, что ты завернул сюда. Давай намотаем кусок трубки на конец этой штуки и поставим все на место.
Чаб принес трубку, они намотали ее на конец четырехфутового гаечного ключа и принялись давить так, что пот с них лился градом. Время от времени Том заглядывал в клиренс бульдозера и что-то там проверял, он сказал, что все в порядке, они выпрямились и какое-то время стояли там, на солнцепеке, восстанавливая дыхание.
— Том, — выдохнул Чаб, — ты убил этого пуэрториканца?
Том повернулся так, как будто к его шее прижали зажженную сигарету.
— Видишь ли, — пояснил Чаб, — если ты убил, тебе нельзя руководить работами.
— Это плохая тема для шуток, — отрезал Том.
— Я не шучу. Так это твоя работа?
— Нет! — Том опустился на бочонок, вытирая лицо платком. — Кто вбил тебе это в голову?
— Я просто хотел знать. Часть ребят здорово этим обеспокоена.
Том сузил глаза.
— Часть ребята, да? Кажется, я понял. Послушай меня, Чаб. Риверу убила вот эта штука. — Он показал через плечо на Семерку, которая стояла рядом, уже почти готовая, оставалось только восстановить покалеченный режущий край лезвия. — Если ты хочешь сказать, что это я посадил мальчика на машину, перед тем, как его сбросило, я отвечу — да. В этом смысле я действительно убил его, и не думай, что я этого не понимаю. Было у меня предчувствие, что что-то не в порядке, но я не мог сообразить — что именно и уж во всяком случае не предвидел, что кто-нибудь от этого пострадает.
— Ну так что же произошло?
— А я все еще не знаю, — Том встал. — Я устал продираться через эти заросли, устал биться головой о стенку и мне плевать, что думают остальные. Что-то не в порядке с Семеркой, нечто, чего в нее не встраивали. Это самый лучший бульдозер, какой только есть, но то, что произошло на площадке, как-то изменило его. А теперь — вперед — думай, что хочешь, сочини ребятам любую историю по своему вкусу, только не забудь передать им, что на этой машине работаю только я. Ты понял? Только я.
— Том…
И тут у Тома лопнуло терпение.
— Это все, что я собираюсь сказать по этому поводу! Если кто-нибудь еще пострадает, пусть это буду я. Ты понял? Чего вам еще надо?
Он ушел, все еще кипя. Чаб растерянно смотрел ему вслед, потом вынул изо рта сигарету и тут только понял, что перекусил ее пополам — вторая половина была во рту. Он сплюнул и покачал головой.
— Ну как она, Пиби?
Пиблз поднял глаза от сварочного агрегата.
— Привет, Чаб. Через двадцать минут будет готова. — Он прикинул расстояние между сварочной машиной и большим бульдозером. — Мне нужно было взять сорокафутовый кабель, — сказал он, глядя на хвосты проводов свисающие со специальных крюков на задней стороне сварщика. — Неохота подгонять сюда еще одну машину, чтобы двигать сварщика, и еще больше неохота трогать с места Семерку. — Он отсоединил верхний кабель и отшвырнул его, и пошел к бульдозеру, наматывая на руку нижний кабель. Он уже выбрал и ухватился за нижний зажим — стоя в восьми футах от машины. Левой рукой он натянул кабель, а правой зацепился за верхний край лезвия, собираясь прикрепить зажим.
