Михаил Каришнев-Лубоцкий - Гнэльф
Затем он прошел на кухню: нужно было приготовить еду для собаки. С банкой консервов пришлось повозиться, открыть ее у него не хватало силенок. Наконец, упираясь одной ногой в банку, он обеими руками ухватился за металлическую петлю-нож и вскрыл проклятые консервы. Орудуя ложкой, как совковой лопатой, он переложил содержимое банки в собачью миску.
– Приятного аппетита, Топ! – пожелал он любимцу-псу и вытер рукавом со лба пот.
Глава семнадцатая
Посмотрев с женой телевизор, Николай Григорьевич Крупицын встал из кресла и подошел к окну.
– Проклятье, – выругался он, не сдержавшись, – у Глеба снова горит свет!
Старик снял телефонную трубку и набрал номер милиции.
– Вас слушают, – раздался в трубке голос дежурного.
– Это снова я, Николай Григорьевич Крупицын. У моего соседа, который лежит в больнице, в доме зажегся свет. А кроме собаки, там нет никого…
– Хорошо, мы проверим. Спасибо.
Николай Григорьевич положил телефонную трубку и снял с вешалки куртку.
– Ты куда собрался? – удивилась супруга. – Уже ночь!
– Я люблю ночные прогулки, – улыбнулся беспокойный старичок, – я скоро вернусь!
И он вышел из дома и закрыл за собою дверь.
Глава восемнадцатая
Микки выбросил пустую банку из-под консервов в мусорное ведро и закрыл крышку. Вдруг он услышал шум подъехавшего к дому автомобиля. Гостей Микки не ждал и поэтому очень испугался. Метнулся в спальню, затем в ванную комнату, торопливо прикрыл краны и снова вернулся на кухню.
– Ну, Топ, держись! – сказал он собаке и открыл шкаф для посуды.
А в это время бдительный сосед Глеба Кудашева и два милиционера уже топтались на пороге его дома.
– Ключа нет! – радостно доложил Николай Григорьевич стражам порядка. – А я его сам на место прятал!
– Ничего, откроем без ключа… – Арсений достал из кармана отмычку и без труда отомкнул замок.
Гиви, держа наготове пистолет, нырнул в помещение первым. Топик, увидев непрошенных гостей, зарычал.
– Сидеть, Топ! Это – свои! – крикнул Николай Григорьевич из-за спины Арсения.
– Пес проснулся и решил поужинать, – догадался Гиви, заметив в собачьей миске остатки консервов.
– Я ему не открывал банку, – сообщил Крупицын милиционерам.
– Дверь вы ему тоже не открывали, однако он справился с ними, – резонно заметил Арсений.
– А где ключ? – ехидно прищурился сосед Глеба Кудашева.
– Да вот же он! – Гиви показал рукой на брошенную на пол шапочку эльфа, в которой лежал злополучный ключ.
– Этой грязной тряпки здесь не было, – вспомнил въедливый старик Крупицын.
– Собаки любят притаскивать с улицы всякую дрянь, – спокойно заметил заметил сангвиник Арсений.
– Хорошо, пусть так… – начал закипать Николай Григорьевич. – Но кто тогда зажег свет? И зачем?!
– Собаке и при свете трудно справиться с консервной банкой, а уж в темноте… – Арсений грустно махнул рукой и сочувственно вздохнул.
– Но как, как он зажег свет?! – взвизгнул надоедливый старичок. – Он что, взлетел?!
– Вряд ли, – развел руками Гиви. – Но почему под выключателем стоит стул, а к стене прислонена эта щетка?
– Вы хотите сказать, что… – Николай Григорьевич сделал руками несколько странных движений, похожих на жесты дирижера оркестра, и схватился за голову.
– Давайте не будем гадать, а лучше обследуем еще раз весь дом, – сказал мудрый Арсений и двинулся в поход по комнатам.
Наполненная водой ванна, разумеется, привлекла внимание сыщиков. Но собачий поводок, привязанный одним концом к трубе, а другим свисающий в ванну, им все объяснил.
– Ну и собака! – восхитился Гиви и весело рассмеялся. – Решил искупаться и все предусмотрел!
– А зачем он притащил сюда это? – спросил Николай Григорьевич и брезгливо приподнял с пола мятые штанишки эльфа.
– Не лезть же в чистую воду с грязными лапами, – объяснил ему догадливый Арсений.
Обойдя все комнаты и заглянув во все укромные уголки, тройка сыщиков вернулась на кухню.
– Никого нет, – подвел итог Арсений, – ложная тревога.
И он, на всякий случай, открыл шкаф для посуды и посмотрел внутрь.
– Нет, пусто, – повторил милиционер и захлопнул дверцу шкафа.
– Примешь ванну и ложись спать! – приказал Гиви удивительному псу, сидевшему на коврике и наблюдающему за происходящим в доме. – А пока – прощай!
Николай Григорьевич и милиционеры вышли на улицу и закрыли за собою дверь. Топик радостно взвизгнул и принялся доедать консервы.
Вдруг отворилась дверца холодильника, и в кухню выскочил закоченевший Микки.
– Брр!.. Ну и холодина! – запрыгал он на месте, желая согреться. – Еще немного – и я остался бы там навсегда!
Колотя себя руками по плечам, он помчался в ванную комнату. Залез на небольшой стульчик, ухватился за собачий поводок и прыгнул в воду. А когда гнэльф вынырнул, то на его мордашке уже сияло неподдельное блаженство.
Глава девятнадцатая
Эд решил не откладывать дела в долгий ящик и выступление Малютки Мика – так он окрестил забавного гнэльфа – назначил на второй же вечер после знакомства с ним.
– Ты настоящий артист, Мик, тебя не нужно натаскивать месяцами.
Эд подмигнул гнэльфу, наряженному в новый шикарный костюм, купленный в магазине для детишек богатых родителей, и выскочил на сцену.
– Дамы и господа! Минутку внимания! Сегодня вас ждет сюрприз… Как вы понимаете, плохих сюрпризов в «Райском уголке» не бывает, поэтому наш сюрприз из разряда приятных…
Эд повернулся к оркестру и взмахнул руками. Грянула музыка, веселая и ритмичная. Микки, пританцовывая и улыбаясь во весь рот, вылетел с микрофоном на сцену. Он пел отлично, и через минуту завел публику так, что она стала ему дружно подпевать и аплодировать.
Даже седой старик в роговых очках и с длинными усами под крючковатым носом вынужден был лениво похлопать в ладоши и изобразить на своем лице радостную улыбку. Старик сидел в углу, за дальним от сцены столиком. Он очень боялся, что несмотря на парик и грим, кто-нибудь из посетителей узнает в нем знаменитого профессора Гейзеровского. Но уходить из бара он не спешил: он надеялся улучить момент, когда сможет, все-таки, поймать шельмеца-гнэльфа и доставить его в клинику для дальнейших наблюдений.
Сидеть просто так было не совсем удобно, и профессор сделал официанту заказ. Когда графинчик с водочкой и закуска оказались у него на столе, Аркадий Борисович взглянул на часы: было ровно десять часов вечера. Профессор подумал и налил себе рюмочку спиртного.
В двенадцать часов графин опустошился. Гейзеровский сидел, опершись подбородком на сжатый кулак, и осовелым взглядом смотрел на сцену, где пел и танцевал, свежий как огурчик, гнэльф Микки. Усы профессора «переехали» на правую щеку, а парик переместился на левое ухо, но их обладатель не чувствовал этого. Он только сидел и смотрел, и лишь изредка подслеповато моргал глазами, оглушенный музыкой и спиртным. Потом он незаметно для себя самого опустил усталые веки и уже не поднимал их до конца представления.
