Александр Марков - Жестокая реальность
- Мне кажется, что операция оправданна. Господа, затягивая ее начало, мы только упустим время и тогда осуществить ее будет крайне сложно или даже вовсе невозможно. А может, и слишком поздно, - это заговорил до той поры молчавший светлейший князь.
Он стоял возле окна, смотрел на улицу, по которой маршировала пехотная рота, распевая какую-то песню. Солдаты бесшумно хлопали ртами, потому что окна не пропускали с улицы ни звука. Светлейший князь, наблюдая за губами солдат, хотел догадаться, какую песню они поют. Его лицо было в глубоких порезах, как будто он брился тупой бритвой и при этом у него так дрожали руки, что он задел лезвием нос и брови. Больше всего, как это ни странно, досталось лбу, и чтобы остановить там кровь, пришлось даже наложить повязку. Такое бывает с очень тягостного похмелья. Оставалось радоваться только тому, что он не повредил глаза. На самом деле накануне вечером автомобиль светлейшего князя обстрелял "Фоккер". Он заходил на цель сзади и пропахал пулеметной очередью дорогу. Водитель, услышав звуки выстрелов, успел вывернуть руль в сторону. Когда пули забарабанили по автомобилю, они вспороли лишь заднее сиденье. Биплан заложил левый вираж. Развернулся. У него ушло на это не более минуты. На этот раз он бросил бомбу. Она взорвалась немного впереди автомобиля. Взрывная волна разбила лобовое стекло на тысячу осколков и плеснула ими в лица водителя и князя. Осколки бомбы пролетели стороной. Великолепный автомобиль, сделанный по индивидуальному заказу фирмой "Дукс", предмет гордости светлейшего князя, был испорчен. Это огорчало светлейшего. Но техники обещали автомобиль исправить.
На подоконнике, уже соскучившемся по мягким поглаживаниям тряпки, накопилась пыль, а в правом верхнем углу оконной рамы расставил сети паук, выжидая в укрытии, когда же в них попадется муха.
Наконец светлейший князь узнал песню, тихо повторив несколько слов. Его улыбка стала еще шире, когда он понял, что не ошибся и движения его губ в точности совпали с артикуляцией солдат. И тогда он потерял интерес к происходящему на улице.
- Рискнуть стоит. Иначе мы будем топтаться на месте и ждать, когда с неба грянет гром. Меня беспокоит только, что в случае неудачи новейший "Илья Муромец" или его остатки, а так же рация последней конструкции, которая будет у штурмового отряда, могут попасть к немцам. Это секретные разработки. Дарить их германцам никак нельзя.
- Да, да, - затараторил Игнатьев, - Ваша светлость правильно подметили. Если возникнет вероятность, что они могут попасть в руки немцев, то и рацию, и аэроплан надо уничтожить.
- Легко сказать, - скептически проворчал Гайданов, а потом махнул рукой.
Для осуществления его давней мечты - челночной бомбардировки заводов Круппа в Эссене - одного нового "Ильи Муромца" было недостаточно. Генералу была нужна эскадра таких бомбардировщиков. Он знал, что получит ее только через месяц, а до того времени - будет ли у него новый бомбардировщик, или его не будет - безразлично.
Генералы могли сколько угодно отстаивать друг перед другом свою точку зрения, при примерно равном соотношении сил последнее слово оставалось за светлейшим князем. Более того, его мнение могло перевесить и точку зрения абсолютного большинства, хотя он редко пользовался эти правом, обычно поддерживая сторону, получавшую преимущество.
- Я рад, что вы одобрили план операции, - лицо Игнатьева сияло, как у кота, который забрался в кладовку и вылизал до дна крынку сметаны.
Теперь им осталось разучить роли.
Глава вторая
Даже здоровый человек со временем превратится в госпитале в больного, а степень серьезности заболевания будет зависеть от того, сколько он проведет здесь времени. Пижама на Мазурове была мятая. Он стеснялся в ней ходить и большую часть времени проводил в палате, валясь на кровати. Это было приятно. У остальных выздоравливающих наряды были ничем не лучше. Шили пижамы, очевидно, на той же фабрике, что и арестантские робы, поэтому, когда выздоравливающие ходили по парку, казалось, что это заключенных вывели на ежедневную прогулку. Ничем они уже не напоминали бравых вояк, от одного вида которых германские и австро-венгерские войска могли броситься наутек. Никто их теперь не испугается. Ну, может, кассир в банке или продавец в магазине, которые решат, что их пришли грабить.
Лето заканчивалось. Когда польют дожди, выздоравливающие лишатся даже незатейливого развлечения в виде прогулки. Останется им лишь одно - сидеть по палатам, смотреть, как по стеклам стекают струйки дождя, а за окнами беснуется ветер, раскачивая деревья и срывая с них последнюю листву.
Мазуров распустился, перестал держать себя в форме и брился раз в два дня. К его огорчению, когда в палату вошел Рандулич, подбородок и щеки украшала молодая поросль щетины, успевшая пробиться на коже за минувшие сутки. Как галантный кавалер, генерал пропустил впереди себя даму, так что вернее было бы сказать, что на пороге палаты, в которой лежал Мазуров, появилась вначале сестра милосердия. Мазуров расплылся в улыбке и хотел уж было отвесить очередной комплимент, подметив, как она сегодня великолепно выглядит. Обычно после таких слов лицо сестры милосердия заливалось красной краской. Она смущалась, опускала взор, чем приводила Мазурова в веселое настроение. Кем она была? Дочкой богатого купца, которой надоело внимание поклонников? Мазуров все хотел расспросить ее об этом. Он почти решился уже, но следом за ней вошел Рандулич.
- К вам генерал, господин, - сказала сестра милосердия, немного запинаясь.
Мазуров и без этого представления догадался, кто к нему пожаловал. Признаться, он был рад этому визиту - хоть какое-то светлое пятно в серой госпитальной жизни.
Вначале Мазурову показалось, что генерал, видимо, оказавшись где-то неподалеку, решил навестить своего подчиненного. Но увидев, как он многозначительно посмотрел на сестру милосердия, после чего та удалилась, капитан понял, что разговор будет серьезный, да и своего адъютанта генерал оставил в автомобиле. Мазуров корил себя, что не обратил внимания на то, как подъехал "Руссо-Балт" генерала. Он мог бы успеть расправиться со щетиной.
- Здравствуй, Николай, - сказал генерал.
Мазуров с трудом мог определить, сколько сейчас времени. Часы-ходики, которые так раздражали своим тиканьем, к счастью, сломались и теперь не беспокоили его по ночам. Стрелки застыли на отметке половина седьмого. Кровать располагалась слишком далеко от окна, поэтому он не видел насколько высоко поднялось солнце. Лишь по теням, которые отбрасывали на подоконник деревья, капитан предположил, что сейчас около десяти утра. Ему стало стыдно, что он в такое позднее время все еще валяется в кровати. Мазуров уже не первый день уговаривал главного врача отпустить его. Но тот стоял как неприступная крепость, несмотря на милый характер и беззащитную внешность.
