Мишель Демют - «Если», 1993 № 10
В обществе с устоявшимися традициями этого бывает вполне достаточно, чтобы благополучно и достойно, «как у людей» пройти отмеренный жизненный путь. Допустим, в средневековой общине почти все предопределено тем, в какой семье ребенок появился на свет; он сам лишь участвует в «выборе» профессии и подруги жизни.
Но, словами уже упоминавшегося А.Н.Леонтьева, «личность рождается дважды». И если первое рождение, о чем мы только что говорили, проходит под непрерывным контролем взрослого — в опыте он «находится в комнате», то родиться второй раз гораздо сложнее: надо состояться как духовное, культурное «я».
Вышеописанный классический опыт предлагает выбор между культурным запретом и собственными природными желаниями. Это и дает возможность личностного развития — процесса, который, надо сказать, никогда не бывает «приятным». Напротив, подобная ситуация всегда переживается как боль, страх, гнев, отвращение и остается непонятной.
Итак, личность в узком, более точном смысле начинается с необходимости выбора в ситуации, когда исход не определен.
Это происходит (если происходит) в подростковом возрасте. Подростку уже мало знать, что «хорошо» или «плохо», нужно понять — почему. Он подвергает культурные запреты испытанию и критике, отказываясь от опеки, пытается действовать самостоятельно (это ярко проявляется внешне, в необычной манере одеваться, прическе, необоснованных дерзостях в разговоре со взрослыми и т. д.).
Восприняв общечеловеческие культурные нормы, человек может научиться свободно реализовать себя в их рамках и станет взрослым — личностью, способной критически оценивать происходящее, принимать решения и отвечать за их последствия.
В истории культуры такие люди появились в эпоху Возрождения (вслушайтесь: Воз-рождение, второе рождение); всем известный литературный пример — полоумный Журден, который, как и сам Мольер, круто решился изменить свою жизнь. Это и путешественники, чей суммарный образ дает Робинзон Крузо, с обломками традиционной культуры оказавшийся рядом с каннибалами и смутно догадывающийся, что дикари тоже люди и живут в какой-то своей культуре, — важнейшее открытие для европейца прошлого века…
Но путь, становления личности, изображенный здесь весьма схематично, вовсе не гладок, и жизнь ставит множество ловушек, попавшись в которые, человек, продолжая взрослеть физически, может психологически «застрять» в раннем возрасте, оставаясь либо ребенком, постоянно нуждающимся в опеке, либо подростком, ведущим себя вызывающе.
В России эта проблематика удивительно полно исследована классической литературой, и прежде всего Ф.М.Достоевским. Проследив лишь названия его произведений, мы получим, рискну сказать, точное описание пациента психоаналитика — человека, который замучился, запутался в жизни и не способен с ней справиться. Бедный человек, он переживает свое состояние как унижение и оскорбление, он мечтатель («Белые ночи»), игрок, он, разумеется, существует в подполье и он идиот, причем в смысле далеко не психиатрическом
— он остался наивным человеком. Подросток. «Братья Карамазовы», по оценке самого Фрейда, роман об эдиповом комплексе… И, наконец, искорки в дневнике писателя, где среди довольно тягомотных высказываний на социально-политические темы есть «Сон смешного человека» — на мой взгляд, просто предвосхищение нашей сегодняшней ситуации. Не случайно их автор любил «реализм, который фантастический».
ВСТРЕЧА С ТЕНЬЮЗамечали ли вы, что многие окружающие нас вещи, особенно сложные машины, механизмы, часто напоминают живые существа? Кстати, это сходство неоднократно обыгрыва- лось в триллерах, — технические сооружения вдруг оборачиваются ужасными вампирами или хищниками…
Позволю себе высказать маленькую догадку. Читая произведения Эдгара По, я обратил внимание на контраст между его «страшными» новеллами, легшими в основу жанра детектива, такими, как «Убийство на улице Морг» и другими, с подробнейшими описаниями небывалых устройств, выкладками, расчетами воздушных шаров («Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфалля» и т. п.) Эту группу считают предтечей научной фантастики.
Так вот, ужасы в новеллах, как и страшные звери во сне — это символы страстей, свойственных «природному» человеку и грозящих поглотить его культурное «я». Творчество Эдгара По навело меня на мысль, что, возможно, технические новшества, столь подробно им описанные — укрощенные, изжитые страсти. Человек как бы всматривается в теневую сторону своей личности, в разъяренного зверя этой страсти, пытаясь понять, что за «механизм» у него внутри, и пытается разумно использовать его — на созидание, а не на разрушение. Став устройством, страсть перестает пугать и начинает помогать жить: «Как поймешь, так исчезнет».
Зигмунд Фрейд полагал наше природное «я» мощным источником жизненной, сексуальной энергии, который должен найти выход. Фрейдова метафора такова: верный выход только в культуре. Если жизненная энергия — река, то культура — ее русло. Механизм правильного преобразования жизненной энергии он назвал «вытеснением» или «сублимацией». А все остальные пути — это формы психологической защиты, когда реально существующая проблема не решается, а подменяется другой — быть может, не менее важной, но другой.
«ЧТОБ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ»Вглядимся в людей, которые не только не пытаются «понять», но, напротив, приспосабливают окружающий мир к собственным фантазиям. Как это происходит?
Видимо, наиболее «тотальный» из подобных механизмов - подавление. Он формируется, если человек в детстве получал только авторитарные запреты и никаких разъяснений важных для него, в том числе и связанных с собственной природой, проблем. Так и вырос за частоколом запретов. Смешная старая дева из анекдота? Может быть… Однако подавление никогда не бывает полным, и вопросы, «изгнанные» из сознания, отзываются головными болями, сердечно-сосудистыми, желудочными нарушениями, нарушениями дыхания, половой сферы и т. п.
