Журнал «Если» - «Если», 1991 № 01
— Не сразу. В их обществе новости распространяются медленно. А потом, Мюир, ты недооцениваешь способность человеческого разума пренебрегать любыми фактами, если они противоречат привычным верованиям.
— Однако…
— Давай предположим худшее. Допустим, вера утрачена и Орден распался. Это большая неудача для вашего плана — но не фатальная. Псионика, пси-взрывы — только малая частица фольклора, которую мы сочли полезной для мотивации перехода на новые ценности. Есть ведь и другие, например, глубоко укоренившаяся вера в таинственное среди плохо образованных слоев населения. Если нужно, мы начнем сначала, только на какой-то другой основе. Точная форма вероучения несущественна, это всего лишь каркас для реальной структуры. В конечном счете будущая культура изживет все предрассудки, которые дали ей первоначальный импульс.
— Мы опоздали на столетие.
— Верно. Внедрить радикальный посторонний элемент теперь, когда общество уже развило собственные институты, намного труднее. Но я хочу убедить тебя, что задача в принципе осуществима. Кроме того, Эсперы могут быть спасены.
— Как?
— Нашим непосредственным вмешательством.
— Компьютер просчитал, что это неизбежно?
— Да, ответ получен недвусмысленный. Он нравится мне не более, чем тебе, но прямое действие вообще приходится применять чаще, чем нам хотелось бы… Конечно, было бы лучше создать такие естественные условия, чтобы искомый результат пришел дорогой эволюции. Это избавило бы нас от неизбежного комплекса вины из-за пролитой крови. Но, к сожалению, Великая Наука не снисходит до каждодневных подробностей практической жизни. Сейчас нам предстоит убрать с дороги реакционные силы. Укрепившаяся власть будет действовать против побежденных с такой жестокостью, что немногие из тех, кто знает, что произошло в Сент-Хелен, выживут, чтобы рассказать об этом. Остальные… доверие к ним будет подорвано их поражением. Предположим, эта история просуществует в течение жизни одного поколения, предположим, ее будут шепотом рассказывать здесь и там… И что? Те, кто верят в Развитие, только укрепятся в своей вере, отметая такие мерзкие слухи. По мере того, как все больше простых граждан и Эсперов будут принимать материализм, легенда станет казаться все более и более фантастической: так, придумали предки сказочку, чтобы объяснить себе вещи, бывшие недоступными их пониманию.
— Вот оно что…
— Ты несчастлив здесь, Мюир?
— Сам не пойму. Все так искажено.
— Скажи спасибо, что тебя не послали на одну из действительно враждебных планет.
— Я предпочел бы именно такую. Можно было бы забыть, как далеко я до дома.
— Три корабельных года.
— Ты так легко говоришь об этом! Словно три года в корабле не равны пятидесяти годам космического времени. Словно мы можем ожидать смену каждый день, а не раз в столетие. И словно исследованный нами район — не малая песчинка мироздания.
— Эта песчинка будет расти, пока не займет всю галактику.
— Знаю, знаю. Почему, по-твоему, я стал психодинамиком? Почему я пытаюсь вмешиваться в судьбу мира, к которому не принадлежу? «Создать союз разумных существ, который стремится к овладению тайны жизни Вселенной». Смелый лозунг! Но на практике, похоже, лишь немногие избранные виды смогут воспользоваться свободой в этой вселенной.
— Ты не прав, Мюир. Подумай о тех, в чьи дела мы, по-твоим словам, вмешиваемся. Подумай, какое применение они нашли ядерной энергии, когда овладели ей. При нынешнем темпе развития они вновь придут к ней через столетие или два. А вскоре после этого смогут строить космические корабли. Хотел бы ты, чтобы такая стая хищников оказалась на просторах галактики? Нет, пусть они внутренне цивилизуют себя, тогда мы увидим, можно ли им доверять. Если нет — они, по крайней мере, смогут оставаться счастливыми на своей планете, в рамках образа жизни, установленного для них Великой Наукой. Вспомни, с незапамятных времен они мечтали о мире на земле; однако им никогда не обрести его в одиночку. Я не превозношу себя до небес, Мюир. Но работа, которую мы здесь делаем, дает мне право чувствовать себя небесполезным в космосе.
Повышения быстро следовали в этом году — потери были велики. Капитана Томаса Даниэлиса произвели в майоры за участие в подавлении восстания жителей Лос-Анджелеса. После битвы у Марикопы, где лоялисты, несмотря на пугающие жертвы, не сумели взять опорный пункт повстанцев в долине Сан-Иоахим, он стал подполковником. Армии было приказано двигаться на север вдоль прибрежных холмов, что она и делала, не особенно опасаясь нападения с востока. Сторонники Бродского, казалось, были заняты закреплением своих последних успехов. Больше всего лоялистов пока беспокоили партизанские стычки с Отрядами кланов. После одного такого боя армия остановилась для передышки.
Даниэлис шел по лагерю. Среди тесных рядов палаток отдыхали солдаты: дремали, болтали, играли в карты. В душном воздухе царили запахи пота, лошадей, готовящейся на кострах еды. Зелень окрестных холмов уже потеряла свежесть и обрела летний темно-зеленый цвет.
Даниэлис был свободен от дел вплоть до совещания, назначенного генералом, но одна мысль не давала ему покоя. «Я стал отцом, — неотступно думал он, — и еще не видел своего ребенка. А может, так лучше?» Он вспомнил майора Якобсена, умершего у него на руках под Марикопой. Трудно было поверить, что в человеке столько крови. Если, конечно, можно назвать человеком существо, дрожавшее от боли и страха накатывающейся темноты.
«Война казалась мне делом чести и славы. Нет, это голод, жажда, усталость, страх, смерть. Я сыт этим по горло. Когда все закончится, займусь бизнесом. Неизбежная экономическая интеграция даст простор для людей с деловой жилкой — можно будет продвинуться и без оружия в руках». Эти мысли приходили к Даниэлису уже не первый месяц.
На его пути стояла палатка, где обычно допрашивали пленных. Два конвоира как раз ввели в нее молодого, плотно сложенного угрюмого парня. На рубашке у него были сержантские нашивки и знак Уордена Эчеварри, главы клана, доминировавшего в этой части прибрежных гор.
Повинуясь внезапному импульсу, Даниэлис вошел следом. За походным раздвижным столом горбился капитан Ламберт, готовивший необходимые в подобных случаях бумаги.
Увидев перед собой Даниэлиса, офицер разведки встал.
— Да, сэр?
