Наталья Соколова - Пришедший оттуда
На оптовой базе первым попался на глаза высокий худой кладовщик с интеллигентным лицом, в опрятной синей спецовке. Тонкими пальцами он перебрасывал из одной плетеной металлической корзинки в другую розовые маленькие уши в прозрачных целлофановых пакетиках и считал:
- Шестьдесят два... шестьдесят три...
Поздоровался со старичком, объяснил:
- Присылают запчасти в мягкой таре. Бумажными мешками - по тысяче штук. Тара рвется. Шестьдесят пять... Шестьдесят шесть... А теперь вот сиди считай. Шестьдесят девять...
Старичок рассказал, как умел, зачем мы приехали.
- Понимаешь, ребеночек... Жалко ребеночка.
Кладовщик задумался.
- У нас есть как раз комплекты для Белоруссии, еще не отправленные. Можно бы оттуда изъять... одну... Можно бы сделать... но... м-м...
- Значит, заметано? - вставил Эдик.
- Это, конечно, не вполне законно. Поскольку мы оптовая база. Но сделать можно бы... вот только... м-м... не знаю...
Подошла женщина с метлой, повязанная крест-накрест теплым платком.
- Как же не помочь? Ведь ребенок...
- Ну, можно бы, - сказал нерешительный кладовщик. - М-м... А каким образом мы будем это оформлять? - Он обратился ко мне: - Ваш институт может написать заявку на один экземпляр петли СК-2А? Или хотя бы просто письмо?
- Институт - это, собственно, не по профилю... Я попробую...
Эдик отодвинул меня и выступил вперед:
- Считайте, что письмо уже написано и подписано. Припечатано печатью. Он оскалил белые зубы. - Гарантирую. Даю голову на отсечение.
- А как с оплатой? Придется по перечислению... м-м... Сумеет ваш бухгалтер у себя это провести?
Затруднения возникали на каждом шагу.
- Да вещь-то копеечная, господи, - негромко сказала женщина, опираясь на ручку метлы. - Когда честный человек хочет сделать чистое дело, как трудно оформить... на баланс пятно ложится. Небось, когда воруют, ничего с балансом не делается, он как стеклышко.
Я опустил глаза - рядом со мной стоял ящик. В ящике - головки. Они, как на подбор, были очень хорошенькие. Точь-в-точь такие, какие я видел в свое время в берлоге частника. И даже ящик был в таком же роде, похожий.
- Уж скорее бы в коммунизм, - женщина вздохнула. - Чтобы жить светло, безо всякой этой грязи.
Старичок закивал головой:
- И чтобы все на доверии, без никаких бумажек.
- Все-таки это... м-м... не вполне...
Кладовщик, помычав еще немного, стал диктовать Эдику примерный текст письма:
- Первому заместителю заведующего... м-м... торговым сектором товарного отдела оптовой базы при базовой конторе... - Переспросил с беспокойством: - Вы как написали - первому? Палкой? Или словом?
- Словом, словом. - Эдик усмехнулся. - Я порядки знаю.
Договорились, что Эдик завтра доставит письмо, а петельку эту самую мне выдадут тут же - под честное слово. Старичок, видя, что все устраивается, простился со мной и ушел. Боюсь, что я не сумел даже толком его поблагодарить - только крепко пожал руку.
- Ну что ж, - распорядился кладовщик, - давайте... м-м... документацию на ребенка. Бумаги давайте.
Бумаг у нас с собой не было. Об этом мы не подумали. Все рушилось.
- Чепуха, - сказал Эдик. - Сидите, Юрий Николаевич. Мигом слетаю. Такси, что ли, нет в Москве?
Эдик вернулся минут через сорок и привез все документы. Паспорт. "Инструкцию к пользованию". Карточку упаковщицы. Талоны на гарантийный ремонт.
Кладовщик тонкими пальцами перебирал бумаги.
- Ребенок N_70980... Второй Московский завод... Тип ЖЗ... - Он удивился: - Что это за тип?.. М-м... Не помню такой номенклатуры. Как это может быть, чтобы я не помнил?
Он даже покраснел, - видно, был самолюбив.
- Так что же, идти за петелькой? - спрашивала женщина.
- Подождите, Маша. Сейчас разберусь.
Но разобраться ему не удалось.
- Какая же это, в конце концов, конструкция?
- С ключиком...
- Ах, ОП. - Кладовщик понимающе кивнул головой. - Опытная партия. У нас не может быть к ней запасных частей. Опытные изделия не имеют к нам отношения.
- Куда же нам теперь?..
- Да как вам сказать... м-м... - Он подумал. - Попробуйте на завод. Опытные изделия идут вообще совсем по другим каналам. Они...
Не помню, как я доехал домой.
Эдик ни за что не хотел от меня отстать, хотя я его уговаривал заняться своими делами.
Поднялись наверх, на четвертый этаж.
У нас была Ксения Алексеевна и еще медсестра, которая кипятила шприцы. Майку услали в аптеку за кислородной подушкой. Заплаканная Адель Марковна мыла стаканы. В доме был беспорядок и запустение.
Эдик сразу нашел себе дело - у медсестры барахлил шнур от кипятильника.
Из второй комнаты вышел тесть.
- Ты пока к нему не ходи. Там без тебя, брат... Без нас с тобой... Не достал? - Он отвернулся. - Что ж, авось завтра будет удачнее. Да ты не убивайся так. Ты поешь, Математик. - Мы отошли к балконной двери. Главное, уж очень... - Голос его дрогнул. - Уж очень ребенок удачный. Особенный такой Мальчик, золотой. Солнечный. Эх! Простить себе не могу, что дверь с осени не замазал. Теплоцентраль, жарко топят... - Посмотрел на меня виновато, потерянно. - Кто мог думать? Такую тяжелую... своими лапушками. - Поправил затвердевшую полоску замазки, которая отошла от стекла. - Ты знаешь, ключ тогда не сам повернулся. Это ведь я его. Утром раненько, когда все спали...
Три звонка. Это к нам. Кто бы это мог быть? Из-за двери выглянула встревоженная теща. Да, когда случилась одна беда, невольно ждешь другую.
Вошел незнакомый чернявый паренек. К Гоше, что ли?
- Вы подавали заявление? Решено ваше заявление удовлетворить.
Я никак не мог взять в толк, о чем он.
- Просили, чтобы обменять ребенка? Вот, пожалуйста, - он поставил на стол коробку.
Теща поняла раньше меня. И пошла на него с кулаками:
- К черту! Вон! Чтоб духу... - Она прижала руку к сердцу. - И эту пакость... - пхнула кулаком коробку.
Подскочил Эдик:
- Ну вот что. Убирайся. А то как двину по мордвину. Не огорчай хороших людей. Или сделаю квадратные глаза и редкие зубы.
Тесть взял ошеломленного парня за руку и увел. Эдик вернулся, галантно извинился перед медсестрой:
- Минута горячности...
Теща села рядом со мной на диван и робко, как-то просительно тронула мое колено:
- Плохо, Юра, плохо. Сделай что-нибудь.
Мальчик умирал.
Не могло быть никаких сомнений - он умирал. Не помогали уколы, не помогала кислородная подушка, не помогала, не могла помочь Ксения Алексеевна, которая от нас почти не выходила.
Он лежал вытянувшийся, длинный под парадным атласным одеялом, которое мы когда-то вместе с Майкой весело, с шуточками для него покупали. Алый нарядный блеск одеяла был теперь так не к месту, так неприятен в затененной комнате с запахом лекарств. Покупалось для радости, для счастливой жизни - а вышло иначе.
