Владимир Михайлов - Люди Приземелья
Дуглас извлек из гнезда схему; за плотным пакетом печатных плат вылезла короткая антенна, пополз толстый кабель. Дуглас, прищурив один глаз, оглядел схему, точно прицеливаясь. Скуластый взял цветные пластинки из большой ладони Дугласа, указал мизинцем на одну из них. Гур шевельнул губами; сказанное им слово не относилось к похвалам.
Дуглас извлек из кармана крохотный инструмент, во мгновение ока выломал две пластинки и прошелся по схеме; инструмент тихо пощелкивал. Индикатор приема внезапно вспыхнул. Точным движением Дуглас водворил прибор на место, щелкнул крышкой.
— Придется обойтись без острых соусов, — произнес Гур.
— Не терплю острого, — безразлично процедил скуластый. Дуглас сердито проговорил:
— Я тоже; но, независимо от этого, я думаю, что имею право получить острый соус в любое время, когда мне заблагорассудится. Я считаю, что это беспорядок.
— Заказано вино, — сказал Гур.
И в самом деле, люк подачи раскрылся, на стол выдвинулись наполненные бокалы.
— Конечно, — сказал Дуглас. — Это же Земля, чего же можно ожидать.
— Ну, все-таки, мой принципиальный друг, — сказал Гур. — Я вовсе не в обиде на планету. И все, что она в состоянии дать, собираюсь использовать до конца. Завтра и послезавтра, например, буду спать. Потом — купаться. Два дня не стану вылезать из воды. Потом…
— Я бы хотел знать, — произнес Дуглас, — что может Холодовский иметь против такой программы. Он выглядит так, как будто ему только что нанесли оскорбление. Требую разъяснений.
— Ничего, — сказал Холодовский. — Я просто думаю.
— И напрасно, Слава, — сказал Гур. — Если уж сам Велигай находится по соседству, и, кажется, меньше всего думает о делах…
Эта фамилия, названная долговязым Гуром, заставила. Кедрина встрепенуться. Здесь, по соседству — Велигай? Тот самый, неправильно мыслящий конструктор?
Кедрин глубоко вздохнул; медленно повернул голову и внимательно, очень внимательно взглянул на человека рядом с Ирэн. Да? Да.
Он снова прислушался к разговору соседей по столику. Но они уже беседовали о ком-то другом.
— Ничего, — говорил Гур. — Через три-четыре недели он будет в строю. Ничего страшного.
— Крепкий череп, — кивнул Дуглас. — Но даже имея такой мощный скелет, я бы не стал вылезать в пространство в момент атаки. Туда, где нет никакой защиты. Ведь необходимости не было.
— Когда-нибудь она возникнет, — сердито сказал Холодовский. — Что тогда? Нет, пусть нас охраняют в той степени, в какой мы сами этого хотим. Но не больше.
— А что думают об этом на десятом? — спросил Гур, оборачиваясь к Кедрину.
— Перестань, — сказал Дуглас. — На десятом они тем более не должны вылезать. Как будто ты не знаешь.
— Десятый есть десятый, — проговорил Холодовский. — Но мы не десятый. У нас свои законы.
— Череп, проломленный в двух местах по нашим собственным законам, — усмехнулся Дуглас. — От этого легче врачам? Или хозяину черепа?
Кедрину не хотелось принимать участие в разговоре о проломленных черепах — да и, откровенно говоря, он совершенно не представлял себе, где и почему это могло случиться. Весь этот разговор отдавал какой-то грубой стариной. А в нескольких метрах отсюда сидит Ирэн, и на нее можно хотя бы смотреть. Ну, не глупо ли — терять время на разговоры с людьми, которые даже не случайные знакомые?
Кедрин стал смотреть на Ирэн, изредка переводя взгляд на ее соседа, и уверенность, что он правильно угадал имя этого человека, все крепла. Сон, сон… Как же так, Ирэн?
Кедрин смотрел на нее, стараясь заставить ее оглянуться и увидеть его: возможно, она его все-таки не заметила… И, кажется, он достиг успеха: доселе неподвижная, Ирэн вдруг выпрямилась, стала подниматься. Кедрин зажмурился. В следующую секунду он взглянул снова; стул был пуст, Ирэн быстро шла по направлению к оркестру.
Поднимаясь, Кедрин пытался мгновенно решить вопрос: идти за нею, или же подойти к человеку, который сейчас остался один? Последнее, кажется, было целесообразней: поговорив с ним, он узнает и все об Ирэн. И кто ей этот угрюмый мужчина — тоже станет ясным. Вот тогда он подойдет к ней. И скажет…
Кедрин уже шел. Эти несколько шагов оказались трудными, но их надо было преодолеть.
Угрюмое лицо придвигалось все ближе. Человек за столиком смотрел в ночную тьму, смотрел странно внимательно, словно вглядывался — или вслушивался? — во что-то, что находилось далеко, очень далеко, страшно далеко отсюда…
3
На орбите Трансцербера все спокойно. Впрочем, так ли? Во время очередного сеанса наблюдений на экранах приборов взвиваются крутые пики. Наконец-то! Если это Не Трансцербер, то что же? Приверженцы Герна прирастают к экранам и окулярам. Противники тоже не отрываются от приборов. Жужжат вычислительные машины, уточняя положение Трансцербера и его орбиту, которая, видимо, все-таки существует.
Капитан Лобов советуется с инженером Риекстом. Идти ли на сближение с телом, условно именуемым «Трансцербер», или, наоборот, уходить от него, но с таким расчетом, чтобы тело постепенно догоняло корабль? С точки зрения астронавигации предпочтительнее второй способ, астрономы стоят за первый. По мнению инженера Риекста, более выгоден второй способ: инженер не любит перегружать двигатели. Капитану Лобову, в общем, все равно, но он склоняется к первому способу и поэтому выбирает второй. Капитан Лобов не всегда доверяет своему вкусу и всегда — расчету.
Часы вслух отсчитывают секунды, оставшиеся до начала маневра. Инженер слушает отсчет секунд и на всякий случай каждую цифру негромко повторяет.
Ученые утонули в противоперегрузочных устройствах подле своих приборов. Пилоты сидят по местам. Фигуры на столике тоже стоят по местам. Уже ясно вырисовывается атака на белого короля, который остался без рокировки. Пока фигурам ничто не грозит: они плотно укреплены в гнездах.
И вот возникают перегрузки. Пейзаж на экранах начинает поворачиваться, новые созвездия попадают в поле зрения. Суматошно скачут стрелки на приборах. Так проходит минута. И перегрузки исчезают, звезды успокаиваются.
Маневр совершен. Капитан Лобов с удовольствием оглядывает рубку. Хорошо работают автоматы! Скоро человеку и впрямь станет нечего делать на борту.
Но пока он здесь, надо выполнять свои обязанности. В рубке как будто все в порядке. Но…
— Эй! — говорит капитан. — Кто-то разлил свой смердящий одеколон, что ли? Какой пакостный запах! Беспорядок на борту. Это твой, Риекст?
Инженер поднял голову, досадливо морщась и с грустью констатируя, что из-за чьего-то одеколона он и на этот раз не услышал, как работает диагравионный двигатель. Приборы показывают, что двигатель, сделав свое дело, уже отключился.
