Лев Аскеров - С миссией в ад
— Эх, сейчас бы мне перо да бумагу, — мечтательно протянул Бруно.
— Чудак! Тебе сейчас бы крылья. А лучше стать невидимкой.
— Через час с небольшим, братишка, — горько усмехнувшись говорит Бруно, — я получу и то, и другое.
Джузеппе обнял брата и, превозмогая горловой спазм, зашептал:
— Джорди, тебе прощальные поцелуи… От мамы, Антонии, от меня…
Джордано тоже, обхватив его, тихо проговорил:
— Спасибо за все, что ты мне сделал. И прощай… Тетушке Альфонсине и Антонии передай, что я их любил и люблю больше жизни… Поверь, братишка, я ни в чем не виноват.
— Даже если бы ты был виноват тысячу раз, я все равно на твоей стороне… Но я ничего не могу поделать… Не могу спасти… Прости…
— Ты — рядом, и это главное.
— Слушай, Джорди. Слушай внимательно… Антония передала флакончик с каким-то средством… Его ничего не стоит раздавить. Сразу лишишься чувств… Сделаешь это на костре… Сейчас придет Жгучий брюнет. При нем я буду зажимать тебе язык. Когда надавлю на плечо начинай мычать, таращить глаза и рваться из пут… Тогда я его зажму несильно. Под язык положу «подарок» Антонии. Уже по пути язык выскользнет из-под замка. Когда подожгут раздави флакон… Запомни: когда подожгут…
— Раньше не стану, а позже буду вынужден, — отшутился он.
— Кажется, идет, — прислушиваясь к звукам в коридоре, прошептал Кордини.
Поспешно чмокнув брата в щеку, Бруно сел на стул, к которому, вместо спинки, приделали в форме креста две доски: к вертикальной ремнями и зажимами прикреплялась голова, а к поперечной — привязывались руки.
— Кордини! — вбежав в камеру, позвал Бильдунг. — На минутку выйди. Ты мне нужен.
Прикрыв за собой плотно дверь, он спросил:
— Ничего подозрительного не заметил?
— Нет, Карл. А ты?
— Люди ведут себя не совсем обычно. Все прут сюда, к тюрьме.
— Кто-то подстрекает, — подлил масла в огонек Джузеппе.
— Подзуживают… Подзуживают… Хотят под шумок, — соглашается аббат. — Но я пригнал еще триста монахов. Расставил их в самых уязвимых местах. На улицах и крышах… Пусть попробуют…
Потом Бильдунг засуетился.
— Прокуратор с судьей, — глядя за спину дознавателя, вполголоса сообщил он и тихо добавил:
— О наших подозрениях — ни слова.
— Бильдунг! — крикнул Вазари. — Надо поторапливаться. Через полчаса в храме Святого Петра начнется божественная литургия.
— Знаю, Ваше преосвященство. У нас все готово, — отзывается Жгучий брюнет, распахивая перед ними дверь в свинцовую камеру.
11
Беллармино кивнул. Жгучий брюнет махнул рукой. Рим ударил в колокола. Промерзшие на Кампо ди Фьоре хористы запели ликующую молитву. И с четырех сторон четыре монаха-доминиканца с зажженными факелами прошествовали к пирамиде сложенных дров, внутри которой стоял привязанный к столбу Джордано Бруно.
Джордано был спокоен. Не дергался. Не плакал. И глаза его не бегали в страхе. Они неотрывно смотрели на нотария, словно просили: «Не подведи, мальчик».
Тополино это видел. Но он действовал строго по совету Джузеппе. Он ни на шаг не отставал от Паскуале. Куда тот — туда и он.
— Что это Ноланец уставился на горбуна? — с тревогой в голосе спросил Бильдунг дознавателя.
Джузеппе пожал плечами.
— Да еще что-то суетится, — продолжая наблюдать за канцелярщиком, беспокоится Жгучий брюнет. — И под одеждой что-то прячет. Мне это не нравится, Джузеппе.
И тут вспыхнула дровяная пирамида. Вспыхнула сразу вся. И повалил черный дым. И ветер, подхватив едва видимое, но сильное пламя и вместе с чадом завертел и закружил по всей площади. Пополо и стоящие в солидных позах инквизиторы невольно отшатнулись.
— Что такое? — растерянно пробормотал Бильдунг. — Почему гарь и дым?
— Бочонок с горючим вез сюда горбун, — как бы невзначай обронил Джузеппе.
— Что?… Значит это он! — уверенно прошипел Жгучий брюнет.
— Успокойся, Карл. Я пойду к нему. Если что — пришибу.
Бильдунг кивнул.
Копоть прямо-таки выедала глаза. Но Тополино упрямо и настырно шел за горбуном. Он видел появившегося неподалеку Джузеппе. Дознаватель на него не смотрел, хотя остановился в трех шагах и не видеть нотария не мог.
Паскуале, очевидно, уже не в силах был терпеть едучего дыма и не стал дожидаться, когда подадут команду бросать в огонь книги Ноланца. Выхватив из-за пазухи знакомую Доменико кипу бумаг, перехваченных розовой лентой, он зашвырнул ее в костер. И в этот самый момент Джузеппе свалил горбуна с ног, а появившиеся неведомо откуда монахи тоже набросились на заверещавшего канцелярщика.
Тополино кинул взгляд на брошенные в огонь бумаги. Растрепанные, они вспыхнули, как порох. И нотарию было уже наплевать на все и вся. Закрывая ладонью лицо, он ринулся в костер и выхватил занявшиеся огнем таинственные записи Ноланца. Обжигаясь, он голыми руками тушил их у себя на груди…
Мимо волокли побитого Паскуале.
— Уходи! — прошипел ему в ухо Кордини.
Тополино кивнул. Окинув в последний раз объятую пламенем и черной гарью пирамиду, он вдруг поймал на себе улыбающиеся глаза Джордано Бруно. Они так и остались в нем. На всю жизнь…
Потом они остекленели. И их жадно лизнул язык рыжего пламени. Но нотарий этого уже не видел.
Прижав к груди руки, он бежал по улицам города одновременно и плача — от ожогов, и смеясь — удаче. Удаче, цена которой была жизнь. Потом он остановился. Кругом — ни души. Тополино с облегчением перевел дух. Глубоко вздохнул и… от гадливости сморщился.
Рим пах вином, ладаном и паленой человеческой плотью…
Глава вторая
ЧАСОВЩИК
1
Хлопок тот был, что пушечный выстрел. Джорди подкинуло и копчиком стукнуло обо что-то железное. Он вскрикнул и… проснулся. А проснулся ли? Он ведь не засыпал. Сидел себе на горе тюков и во все глаза смотрел на нервно дергающееся море…
Стоявший у штурвала с косматой рожей пирата шкипер, глядя на него, презрительно хмыкнул и, словно матюгаясь, продолжал отдавать приказы ползавшим на мачтах матросам.
Никакой пушки на шхуне конечно не было. Бабахнуло полотнищем паруса, в который влетел шальной шквал. И никто его спящего с места не подбрасывал. Он сам с испуга подскочил и, соскользнув с высокой поклажи, копчиком угодил в шляпку вбитого в палубу шпигаря. Острая боль, молнией ударившая по мозгам, стрельнула из глаз снопом ослепительно горючих искр. И он очнулся. Как от пощечины, что возвращает сознание, впавшему в полуобморочное состояние человеку… И вспыхнуло все светом будто кто вокруг и в нем запалил сразу тысячу свечей…
