Алексей Евтушенко - Стража реальности
– Да, – сказал Никита. – К тому же у нас их деньги. А я не привык присваивать чужое. Даже если меня на это толкают обстоятельства.
Мартин появился со стороны Спиридоновки точно в назначенное время. Народу на Патриарших в этот час было не много, поэтому он сразу заметил облюбовавших одну из лавочек друзей и направился к ним. Подошел, сел рядом, закинул ногу за ногу. Закурил.
Теперь, в свете летнего дня, было хорошо заметно, что при всей общей моложавости на самом деле лет этому человеку немало.
«Пожалуй, гораздо ближе к пятидесяти, чем к сорока, – решила Маша. – В отцы мне годится, если честно. Староват, как ни крути. А жаль. Чем-то он мне понравился. Тьфу, дура, о чем я думаю?! Понравился, не понравился… Мало того что старый, так еще и революционер-бомбист из параллельного мира. Хорош субъект для симпатии, нечего сказать!»
– И как вам эта Москва? – неожиданно поинтересовался Мартин. – Жутковатое впечатление, верно?
– Нет, отчего же? – вежливо не согласилась Маша. – Странная, да. Непривычная. Другая. Но жутковатая? Я бы не сказала. Не заметила ничего ужасного и жуткого. Даже наоборот. Например, здесь не должно быть пробок. Как мне показалось. Не то что у нас – ужас сплошной, а не езда. Особенно в будний день.
– Верно, – усмехнулся Мартин. – Пробок не бывает почти. Машин по сравнению… с вашим миром гораздо меньше. Впрочем, это не важно.
– А что важно? – спросил Никита.
– По-разному, – сказал Мартин. – Лично мне важно, чтобы у нас в конечном итоге стало, как у вас. Хотя я знаю, что и у вас не медом намазано. Но все же лучше. А главное – честнее. И в этой связи мне важно еще, чтобы вы попали домой как можно скорее.
– Ага, – сказал Женька. – Вот здесь, если можно, поподробнее. Почему вам так важно, чтобы мы попали домой? Какой у вас в этом интерес?
– И какая выгода, – добавила Маша.
– Узнаю молодое поколение, – сказал Мартин. – В обычное человеческое сочувствие мы, значит, не верим?
– Верим, – сказал Евгений. – Но вы, Мартин, уж извините, не в том положении находитесь, чтобы позволить себе роскошь обычного и простого человеческого сочувствия. Вы же борьбу ведете. Войну. Не на жизнь, а на смерть. А в такой войне все средства хороши и с потерями не слишком считаются. Что мы для вас? Помеха. И помеха довольно большая и серьезная. Так нам кажется.
– Вон в чем дело! – насмешливо посмотрел на них Мартин. – Решили, значит, что мы хотим вас… того? – он изобразил пальцами пистолет. – Ну-ну. Слишком много о себе возомнили, молодые люди. Какая вы помеха, да еще и серьезная? Так, легкое неудобство, не более того. А вот польза от вас живых и здоровых нам может быть и в самом деле большая. Не догадываетесь, какая именно и почему?
– Вам нужны свои люди в нашем мире? – предположил Никита.
– Правильно, – кивнул Мартин. – И не просто свои люди, а желательно друзья. То есть те, кто в случае чего поможет добровольно, а не по принуждению. Так же, как сейчас я помогаю вам.
– Хорошо, допустим, – сказал Никита после непродолжительного молчания. – И как же вы предполагаете нам помочь вернуться домой?
– Очень просто, я сам вас отвезу на место. Сегодня вечером в моем распоряжении будет машина.
– А как же эти… проверки на дорогах? – спросил Женька. – Документов-то у нас как не было, так и нет.
– Ничего, – сказал Мартин. – Выскочим теми дорогами, которые на карте не нарисованы. Не впервой. Там патрулей не бывает, а значит, и документы проверять некому.
Они действительно выскочили.
Но тот же Женька, который не без оснований считал, что неплохо знает Москву, вряд ли смог бы повторить путь, которым вывез их из города Мартин на старом «Фольксвагене», которому по самым оптимистичным подсчетам было никак не меньше двадцать лет.
Впрочем, Женька знал свою Москву, а это была Москва совсем другая. Похожая во многом и где-то даже совсем одинаковая. Но все равно – другая. Это следовало принять как данность и не слишком беспокоиться.
Сначала они крутились по узким проездам внутри жилых кварталов. Потом въехали на неохраняемую территорию какой-то заброшенной промзоны и оттуда попали на пыльную грунтовку. И в конечном счете, миновав обширную и дурно пахнущую (не спасли даже закрытые окна) свалку, добрались до латаной-перелатаной асфальтовой дороги, которая, долго петляя, и вывела их на нужное шоссе за пределами города. К этому времени уже наступил вечер, солнце опустилось к самому горизонту, и прямо перед ними светился в половину неба красивый подмосковный августовский закат.
Их остановили, когда до нужного поворота в лес оставалось не более десяти километров.
Милицейский «жигуль» с работающей мигалкой на крыше расположился на обочине сразу за поворотом, и массивный гаишник с короткоствольным автоматом «АКС» на левом боку косолапо шагнул на край дороги и махнул жезлом.
– Этого нам только не хватало, – пробормотал Мартин, останавливая машину. – Откуда они тут взялись? Ч-черт, обидно…
– Что нам делать? – спросил Никита.
– Ничего, – ответил Мартин. – Сидите и молчите. Говорить я буду.
– Прямо как в кино, – сказала Маша.
– Ага, – согласился Мартин, – только…
Но закончить мысль ему не дали.
– Всем выйти из машины с поднятыми руками! – рявкнул сзади усиленный динамиками голос. – Повторяю! Немедленно всем выйти из машины с поднятыми руками! В случае сопротивления открываем огонь на поражение!
– Попались, – констатировал Мартин, сунул обе руки под сиденье, пошарил там и, повернув голову к Никите, который сидел рядом с ним, буднично осведомился:
– Стрелять умеешь?
Вероятно, помогло то, что нарвались они не на профессионалов своего дела, а на обычный, хоть и вооруженный автоматами, милицейский наряд. Будь иначе, вряд ли бы все закончилось тем, чем закончилось. А так…
Мартин и Никита, распахнув двери, выпали наружу и немедленно, без всякого предупреждения, открыли огонь. Никита – по милицейским «Жигулям», Мартин – по гаишнику, который уже успел за это время приблизиться к ним на несколько шагов, небрежно перебросив автомат на правый бок, под руку.
Впрочем, автомат ему не помог.
Мартин стрелял быстро и метко, и влепил одну пулю гаишнику в правое плечо, и еще две – в ноги. По одной на каждую. Никита же пробил «Жигулям» два колеса из четырех и вдребезги разнес боковое стекло. Попал он в кого-то или нет, так и осталось неизвестным – в ответ не стреляли и не кричали. Только стонал, лежа на земле, раненый гаишник.
Никита убрал палец со спускового крючка. В обойме у него оставалось два патрона, а есть ли запасная и сколько еще придется стрелять, он не знал.
