Морис Сантос - Тсантса
Вы знаете, что у новорожденных две половины черепа соединены одна с другой хрящевой перегородкой. И только через несколько месяцев, постепенно, она заменяется костной тканью, и череп становится единым целым.
В случае с моим пациентом, по причинам мне неизвестным, но которые я отношу к недостатку кальция в организме, соединение это не имело места. И только когда он стал взрослым человеком, это равновесие восстановилось и произошло зарастание родничков.
Вполне возможно, что в недавнем прошлом у него была анемия, и тот факт, что он уехал их тропиков, вполне мог ускорить процесс.
Срастание полушарий черепа, произошедшее в столь позднем возрасте, не могло не вызывать головных болей, на которые жалуется мистер Ф. Они вполне объяснимы и ни в коем случае не воображаемы. С другой стороны, если что и является воображаемым, так это версия моего пациента о прямой связи между уменьшением черепа и приобретением тсантсы, изготовленной (это подходящее слово в данном случае) специально для него. А от этого до навязчивой идеи - один лишь шаг. И мистер Ф. его сделал.
Мне удалось временно приостановить заболевание при помощи введения нескольких платиновых дуг между краями черепной кости. Операция была успешной, так как в течение года у мистера Ф. не было болей. Когда головные боли начали возобновляться, я велел состричь ему волосы, и там, где они были густыми, я заметил, что платиновые пластины согнулись под воздействием непреодолимой силы срастающейся кости.
Конечно, я предложил ему заменить пластины, что гарантировало бы еще год без страданий; по крайней мере, это казалось вполне вероятным. Он отказался и сейчас отказывается категорически. А я, со своей стороны, не могу принуждать своих пациентов силой. Это не мой метод. Особенно, когда они вполне способны рассуждать и разум не оставил их полностью, как, скажем, у этого человека.
Я поблагодарил доктора и ушел. Когда я пересекал порог Виллы де ля Гард, я испытал такое же чувство облегчения, как и некоторое время до того, когда выходил из комнаты больного.
Несколько месяцев спустя я вернулся в Марсель. Будучи человеком незанятым во время своего отпуска, и, к тому же любопытным, я направился в один прекрасный день в антропологический музей.
Там я тщетно искал в коллекции (которая, между тем, была прекрасно подобрана) тсантсу белого человека, принесенную в дар "доном Хосе". Вполне возможно, подумал я, что эта тсантса существовала только в больном воображении моего нового знакомого.
Это стоило выяснить, и я послал свою визитную карточку хранителю музея. Он принял меня почти тотчас же.
- Да, сэр, - ответил он на мой вопрос. - Да, этот очень любопытный предмет был подарен нашему музею несколько лет назад человеком, который был болен. Он жил в нашем городе. К несчастью, он умер.
- Умер?! - воскликнул я.
Он кивнул головой и приготовился продолжить свой рассказ.
- Это был уникальный предмет, по крайней мере, когда его передали нам. Но ему не подходил сырой климат Марселя. Кожа этого анатомического экземпляра, которая, вероятно, была плохо просушена на солнце, через несколько месяцев начала возвращаться к своему первоначальному виду и размеру. Через два года она была натуральной величины или почти натуральной величины человеческой головой, которая находилась в витрине музея. Более того, головой довольно привлекательного молодого человека, почти юноши. На нее невозможно было смотреть без жалости и содрогания. Посетители музея начали писать письма и протесты по вполне объяснимым причинам.
Действительно, голова в то время настолько отличалась от той крошечно-кукольной, которую мы получили как антиквариат, что мы решили - место ей не в музее, а на кладбище. Мы передали ее заботам священника, и он сам распорядился похоронами. Правда, я не знаю точного места захоронения.
Я ушел и решил напомнить о себе доктору Маршану. Я обрисовал ему странное впечатление, которое произвело на меня открытие. Тсанса белого человека изменялась прямо на глазах: ее пропорции увеличивались в то время, как череп мистера Ф. уменьшался.
- Что-то я не пойму, к чему вы клоните, - ответил доктор, который был выбит из колеи моим визитом. - Уж не хотите ли вы предположить, что мой пациент был прав, проводя параллель между собственным уродством или, точнее, прогрессирующим изменением к худшему, и тем музейным экспонатом, воспоминание о котором не давало покоя его расстроенным нервам?
Что я должен был ответить на это? С точки зрения науки доктор был, несомненно, прав. И все-таки.
