Гарм Видар - Город-У
Свою подержанную тойоту Тимур ностальгически ласково кличет - "Мой верный маленький конь", а сына Аристарха, попеременно, то жеребец, а то тойот, путая очевидно с койотом. Жену Изольду, суеверный Приматов и раньше опасался поминать всуе...
Ну да бог с ним, с Приматовым, как-нибудь пообвыкнет, обживется там в своих лихтенштейнских каменных джунглях. Но одно все же смущало Владимира Федоровича, это - лишенный корней поэтический дар опального акына. Не захиреет ли? Не погрязнет ли в легких соблазнах, доступных благах и отсутствии классовой борьбы в условиях развитого загнивающего капитализма?
В.Ф. и сам некогда пописывал, знатоки утверждали что даже не плохо. Но работа, семья, дела, заботы, развод, язва, дочь-лоботряска, дача, ответственные совещания, безответственные подчиненные, санаторий, начальственный ковер, зарплата, постоянные долги (моральные, материальные, сыновий, отцовий), и так до могилы (или может быть до пенсии), постоянно отвлекали, не давали сосредоточить усилия на творчестве. Но вот когда-то, накопив опыт знания и связи, он еще быть может утрет нос всем этим борзописным соплякам, из-за которых страна задыхается от нехватки бумаги, даже туалетной.
А пока: "огнем и мечом", каленым железом!!!
Владимир Федорович с ненавистью взглянул на рукопись и почувствовал, что эта ненависть распространяется и на ее автора, которого он никогда не видел и, даст бог, никогда не увидит, если автору повезет конечно.
"Писуны чертовы! Попадись вы мне..."
В.Ф. дрожащей рукой налил стопку водки, "хлопнул", занюхал рукописью и, как патологоанатом равнодушно препарирует тело неведомого, безликого, совершенно постороннего усопшего, расчленил рукопись на отдельные листы, а затем, с мазохистским наслаждением углубился в ускользающий смысл текста...
"...зеркала лгут. Вглядитесь пристальней в их обманчивую холодную глубину. Они лгут, что отражают наш мир, а не живут собственной потаенной жизнью. Отвернитесь на мгновение, и их мир оживет... И если стремительно оглянуться, то можно краем глаза уловить неясное движение, будто чья-то тень промелькнула там, в странном мире разместившемся между стеклом и слоем амальгамы. И скорей всего отражение - это я сам, услужливо заглядывающий в зеркало каждый раз, как только у моего двойника возникает желание побриться или прижечь одеколоном прыщик. И возможно..."
"Кстати, не мешало бы побриться", - вяло подумал В.Ф., косясь на заднюю зеркальную стенку серванта. - "Ну и рожа! Нет, Маргарита права: во мне никогда не было шарма, вылей я на голову хоть ведро французского одеколона. Все равно от меня за версту будет разить колбасой и очередью за внеочередным дефицитом... И если ли жизнь на каком-нибудь Плутоне, - меня, конечно, абсолютно не волнует, если этой жизни и здесь-то - почти уже не осталось. Кстати, о жизни: надо уплатить за телефон, а то эти... отключат, как пить дать. Одеколоном их всех намазать!"
"...когда я пристально гляжу в глаза своему зеркальному двойнику, он делает умный проницательный вид, пытаясь внушить мне иллюзию моей независимости. Чтобы мое сознание уверовало в ту будущность, в которой мне нет места. В тот чистый прохладный мир, где живет он. Живет давно, быть может уютно устроившись там, еще до моего рождения. Там за гранью. Но разве я виноват, что я родился по эту сторону грани? Где та грань, что разграничивает принадлежность к той или иной стороне, относительно грани? Грань... Звонкое слово, словно хрустальный колокольчик смеется над глупыми мыслями глупой куклы марионетки, пытающейся угадать: куда может привести нить за которую время от времени подергивают, не давая забыть, что марионетка всего лишь игрушка в чужих руках. Это только в сказках, - шут может вдруг оказаться королем. А сказки уходят вместе с детством... Куда? Может быть в Зазеркалье?.."
Марк отвернулся от растерзанной рукописи и посмотрел на себя в зеркало.
"Как после попойки... И глаза безумные. Пора завязывать. Пора все это послать подальше! Что мне больше всех надо, что ли? Словно нельзя просто и спокойно... Нет, чуть погодя... Я еще раз хотел позвонить, еще раз попытаться. Может быть последний... Ведь есть еще Он. Он - рассудит, Он подскажет, Он - объяснит!"
- Он умер.
- Как?!!
- Не смотря на всю трагичность ситуации, молодой человек, не могу удержаться, чтобы вам не ответить на ваш нетривиальный вопрос: совсем.
- И Он тоже... Но Он же обещал посмотреть мою рукопись?
- Ах вы из этих... из молодых... Ну-ну. Если бы вы Его поменьше "терзали", быть может Он - прожил подольше!
Марк вдруг почувствовал всю абсурдность ситуации и его неудержимо понесло:
- Простите, а с кем я имею, так сказать, честь?
- Я - секретарь.
- Электронный?
- Ценю юмор. Сам иногда балуюсь - шутю, но когда балуюсь - тогда и ценю. Так что молодое дарование, если отыщется ваш шедевр, его вам перешлют. Вот тогда и похохочем! Ну, а нет, - не обессудьте. У вас еще вся жизнь впереди: успеете накропать еще не один. А не станете кропать, я думаю: Мировая Литература не оскудеет!
- Как же вы можете судить, ведь вы мою рукопись даже не читали?!!
- Я даже больше скажу: я ее и в глаза-то не видел.
- Тем более!!!
- Более-менее... Но, Он видел - и умер, а я не видел, и я распорядитель на Его похоронах! Так что, молодой человек, если возникнет необходимость - обращайтесь: опыт есть. А хорошие распорядители нынче в цене. Менеджмент, так сказать...
- Вы, всего лишь, распорядитель при Его теле.
- При его или при вашем, не все ли равно. Но! Я-то живой, а Он... Кстати, а вы-то сами... еще живы?
- Не знаю, - спокойно сказал Марк и повесил трубку. На глаза попался очередной лист рукописи...
"...Мир Интроверта, это коллапсирующая система внешних эмоциональных связей, под действием массы внутренних интеллектуальных построений. Причем, внутренняя конструкция вовсе не обязательно должна быть очень сложной и запутанной, пропорционально интеллектуальному потенциалу Интроверта. К сожалению, слишком часто масса конструкции наращивается лишь за счет умножения примитивных блоков и банальных связей. Да и сам процесс коллапса не всегда заметно прогрессирует во времени, иногда до самого конца оставаясь лишь в виде некоторой отстраненности от внешних событий, эхо от которых должно сначала проникнуть сквозь линзу внутренней модели-интерпретатора внешних воздействий, адаптера, отсекающего факты, кажущиеся не существенными, с перекодировкой значимости некоторых событий, согласно тем критериям оценочного пространства, сформированного в глухих потемках души Интроверта, на которых, собственно, и зиждется вся эта хрупкая конструкция, называемая Внутренним Миром Интроверта..."
"Господи, да это же клинический случай! Их психов всегда тянуло к бумаге. "Записки сумасшедшего", "Палата N..." Черт! Какой же там был номер?" - В.Ф. отер дрожащей рукой пот со лба, налил себе "по второй", но выпить забыл и так и застыл с рюмкой в руке, по гусарски элегантно отставив локоток в сторону и по купечески оттопырив мизинец. Свободной левой рукой В.Ф. взял ручку и, на обороте одного из листов рукописи, вывел витиеватым почерком с игривыми завитушками:
