Джон Стиц - Салон "Забвение"
Звук открывающейся двери прервал его изыскания; Кэл едва успел нажать кнопку «очистка экрана».
— Здравствуй, Никки, — сказал он, оборачиваясь. Женщина в дверном проеме нерешительно остановилась.
— Не знаю даже, радоваться мне или огорчаться от того, что с тобой все в порядке, — наконец произнесла она. Ее холодный ровный голос пробудил в душе Кэла новые воспоминания.
На мгновение в нем вспыхнула прежняя радость, смешанная со смущением, оттого, что его застали врасплох; внезапно он вспомнил, что забыл отключить Винсента.
— Ты пыталась дозвониться до меня ночью. — Вопрос прозвучал как утверждение.
— Пыталась, — ответила она. Слово повисло в воздухе. Дверь закрылась, и на темном фоне ее черты сделались мягче. В жизни она была гораздо красивее, чем на портрете.
Кэл пребывал в нерешительности. Если сказать ей, что потерял память, какой будет ее реакция — пожалеет его или вызовет полицию? Он видел, что она злится, но не мог понять отчего. Вернее, причин было так много, что он не знал, какую выбрать. Впрочем, Никки сама избавила его от необходимости отвечать.
— Я знаю, — сказала она, — знаю. Ты всегда был мастер рассказывать сказки. Где ты был всю ночь? — Никки неловко присела на краешек кресла и принялась медленно потирать большим пальцем об указательный. Видно было, что она тоже смущена.
Удивленный услышанным, Кэл решил выложить ей всю правду.
— Я очнулся на холме над Мачу Пикчу, — просто сказал он.
Никки вскинула голову. В глазах ее читались недоверие — и надежда.
— Дурацкие шутки! Не кажется ли тебе, что ты зашел чересчур далеко? Я же… я же беспокоилась. — Ресницы у нее предательски задрожали, и Кэлу захотелось немедленно вскочить и заключить ее в объятия; у него исчезли последние сомнения в том, какое место она занимала в его жизни, но он не шелохнулся; в этом доме он был пока что только посторонним.
— Прости, что заставил тебя волноваться, Никки. Я… Я очень болен.
Никки растерянно заморгала и, резко вскочив с кресла, заложила руки за спину. Казалось, она с трудом сохраняет самообладание; на лице ее отразилось нескрываемое удивление.
— Болен… хотелось бы мне поверить… Поверить, что когда-нибудь ты станешь прежним… Но что я могу поделать, когда ты ведешь себя так странно? Сегодня ты внимателен и заботлив — завтра замкнут и холоден. — По лицу ее скользнула тень обреченности, и Никки сразу стала удивительно похожа на своих предков — японцев. Особенно усиливала это впечатление прическа — волосы были подстрижены с таким расчетом, чтобы ни одна прядь не могла попасть в глаза в условиях нулевой гравитации.
Кэл растерялся. Сам того не желая, он обидел Никки. Его охватило непреодолимое желание защищать ее, однако он почему-то был уверен, что под внешним спокойствием его жены скрывается железный характер. Откуда же тогда взялось это желание? Впрочем, в любом случае он должен быть рядом с ней, а не вставать очередной преградой у нее на пути.
— Я не хотел тебя расстраивать, — сказал он вслух.
— Знаю. Если бы я сомневалась, то не пришла бы сюда. Но я слишком многое не могу понять.
— Не хочешь, Ниточка. — Последнее слово вырвалось у него само собой; прозвучало оно как-то совсем по-дурацки, но когда он спохватился, было уже поздно.
— Ты давным-давно уже не называл меня так, — она нахмурилась. — Это были наши лучшие годы.
— Первые годы всегда самые лучшие, не правда ли? — уверенно произнес Кэл.
— Ты великолепно умеешь докапываться до сути. — Она улыбнулась — впервые за весь разговор; от этой улыбки у него перехватило дыхание.
— Теперь все опять будет по-старому. Поверь мне.
— Верю. О Господи, как же я хочу тебе верить! У тебя в самом деле все в порядке?
— Да, но почему ты спрашиваешь?
— Сама не знаю. Ты сегодня какой-то… не такой.
— А может, это ты просто слишком внимательна?
Кстати, почему ты вернулась так рано?
— Компьютер сообщил мне, что ты уже дома. Мне необходимо было поговорить с тобой, и я попросила, чтобы меня подменили.
— И что же ты хочешь мне сказать?
— Я еще не решила окончательно. Быть может, этот разговор вообще будет не нужен. Во всяком случае, я на это надеюсь…
— Тогда — что ты хотела мне сказать?
Никки выпрямилась и зябко поежилась.
— Мне кажется, не стоит говорить об этом сейчас. Ты уверен, что у тебя все нормально?
— Жить буду.
— Как насчет того, чтобы поужинать вместе? А ты пока расскажешь мне, что же там приключилось с тобой ночью? — Она повернулась и отправилась на кухню.
— Может, попозже? — Кэла по-прежнему беспокоило, как Никки воспримет его амнезию; теперь он опасался, не решит ли она, что он что-то скрывает, а не зная предыдущих событий, не хотел рисковать. Вполне возможно, что она в чем-то права. Он допустил ошибку, и расплата не заставила себя ждать.
— Попозже! — Никки остановилась на полпути и резко обернулась; голос ее внезапно окреп. — Попозже — это значит «как-нибудь в другой раз, дорогая»? Одним словом, «никогда». Черт возьми, Кэл, до каких пор ты будешь затыкать мне рот? Когда наконец мы сможем поговорить как люди?
— Когда я буду знать, что произошло. — И в самом деле, что? Исчезнувшие воспоминания, необъяснимые происшествия, труп в доке, свежий синяк. — Ты не считаешь, что мне лучше вернуться в Атланту.
— В Атланту, — эхом отозвалась Никки, и лицо ее побелело. — Конечно, это самый простои способ — умереть с остальными. Только на самом деле ты и так уже мертв. Вернее, твои чувства. — Она повернулась и, не говоря ни слова, удалилась.
Кэл хотел остановить ее, но внезапный страх приковал его к креслу. Что она имела в виду — «умереть с остальными»?
Когда он вновь обрел способность двигаться, то вернулся к компьютеру и принялся лихорадочно рыться в меню, но внезапно вспомнил о Винсенте.
— Винсент, — прокричал он, — что случилось с Атлантой? — И как это он до сих пор не вспомнил о родителях? Что с матерью, по-прежнему ли она так увлеченно конструирует самообучающихся помощников? А Карла? А отец?
— Атланта, Джорджия, Северная Америка?
— Да, Да.
— Сожалею. Население Атланты в настоящий момент равно нулю.
— О БОЖЕ! — На лбу его выступил пот. — ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!
— Дело не в самой Атланте, Кэл. — Винсент помолчал. — На Земле вообще никого не осталось в живых.
Глава 4. ЗАГОЛОВОК
В комнате стало тихо, как в глубоком вакууме; потом Кэл услышал собственное неровное дыхание, переходящее в беззвучные рыдания. Окружающие предметы расплывались; Кэл почувствовал на щеке что-то мокрое и теплое.
