Роберт Хайнлайн - Имею скафандр, готов путешествовать
Девчонки возле автомата захихикали.
— Отвали, Туз — устало сказал я. — Жарко сегодня.
— Так вот почему ты не надел свои резиновые подштанники!
Девчонки снова захихикали.
Туз самодовольно ухмыльнулся и продолжал:
— Слушай, малец, если уж у тебя есть этот клоунский балахон, почему ты не носишь его на работу? Представь рекламу в «Гудке»: «Имею скафандр — готов путешествовать!» И-хи-хи-хи! Или можешь подрабатывать пугалом на огороде.
Девчонки заржали. Я досчитал до десяти, потом еще раз — по-испански, потом — по латыни и напряженно сказал:
— Туз, давай говори, чего тебе.
— Как обычно. И шевелись — меня ждет марсианка.
Мистер Чартон вышел из-за своего прилавка, присел за столик и попросил сделать ему холодного лимонного коктейля. Конечно, я обслужил его первым. Это остановило поток остроумия у Квиггла и, возможно, спасло ему жизнь.
Скоро босс и я остались одни. Он тихо произнес:
— Кип, почтительное отношение к живым существам не обязывает человека уважать очевидные ошибки природы.
— Сэр?
— Можешь в следующий раз не обслуживать Туза. Мне не нравится, как он себя ведет.
— А, не расстраивайтесь. Он безобидный.
— Не знаю, насколько безобидны такие люди. Знать бы, насколько развитие цивилизации тормозят такие хихикающие болваны, безмозглые идиоты… Иди домой, завтра тебе рано вставать.
Семья Джейка Биксби пригласила меня отметить с ними День труда на лесном озере. Я был не прочь, не только для того, чтобы спастись от жары, но и чтобы обсудить свои проблемы с Джейком. Однако я ответил:
— Да ну, мистер Чартон. Я не могу оставить вас без помощника.
— В праздники не бывает много посетителей; я могу вообще не включать автомат. Отдыхай на здоровье. Этим летом ты хорошо потрудился, Кип.
Я дал себя уговорить, но остался до самого закрытия и даже подмел магазин. Потом потащился домой, напряженно размышляя.
Вечеринка закончилась, пора убирать игрушки. И деревенскому дурачку понятно, что скафандр мне ни к чему. Не то чтобы меня задевали шуточки Туза… но скафандр мне действительно был не нужен — а вот деньги нужны. Даже если и Стенфордский университет, и Массачусетский технологический институт, и университет Карнеги{13} отклонят мои документы, в этом семестре я все равно начну учиться. Университет штата был не лучшим — но и я не из лучших. К тому же я уже понял, что от студента зависит больше, чем от учебного заведения.
Мама уже легла спать, папа читал. Я поздоровался и пошел в сарай, собираясь снять с Оскара свое оборудование, упаковать его в собственный ящик, надписать адрес, а утром позвонить в отдел перевозок, чтобы его забрали. Его уже не будет, когда я вернусь с лесного озера. Легко и просто.
Он висел на своей вешалке, и мне показалось, что он мне улыбнулся. Чепуха, конечно. Я подошел и похлопал его по плечу.
— Ну, старик, ты был хорошим другом, и с тобой было приятно общаться. Увидимся. На Луне, надеюсь.
Однако Оскару не бывать на Луне. Оскар отправлялся в Акрон, штат Огайо, в отдел списания. Там с него свинтят все сколько-нибудь годное, а остальное выкинут на свалку.
У меня во рту пересохло.
«Ничего, дружище», — сказал Оскар.
Видали? Да что это со мной? Оскар, конечно, молчал; это мое воображение распоясалось. Так что я перестал его похлопывать, выволок ящик и снял с его пояса гаечный ключ, чтобы отвинтить баллоны.
И замер.
Баллоны были заправлены, один кислородом, другой смесью кислорода и гелия. Я на это потратился, хотел хоть разок нюхнуть, чем дышат космонавты.
Батареи были свежие, аккумуляторы заряжены.
— Оскар, — сказал я трепетно, — пройдемся в последний раз. Ладно?
«Классно!»
Я выложился, как перед решающей поверкой — вода в бачке, аптечка заряжена, еще одна герметичная аптечка (я надеялся, что герметичная!) в наружном кармане. Инструменты на поясе, привязаны ремнями, чтобы не уплыли в невесомости. Все в порядке.
Затем я запустил контур, за который мне бы не поздоровилось, если бы Федеральная комиссия связи о нем узнала. Я поставил его, когда делал рацию для Оскара. Я собирался тестировать им уши Оскара и остронаправленную антенну. Этот контур был сцеплен с эхо-ответчиком — эту штуку я вытащил из древнего, проволочного магнитофона выпуска 1950 года.
Итак, я залез в Оскара и застегнулся.
— Штатно?
«Штатно!»
Я глянул на приборную индикацию, оценил цвет крови, убавил давление так, что Оскар почти что съежился. При таком нормальном наружном давлении недостаток кислорода мне не грозил; не отравиться бы от избытка его.
Мы уже выходили, когда я кое-что вспомнил.
— Секунду, Оскар.
Я написал предкам, что на озеро уеду рано утром — первым автобусом. Я до того освоился со скафандром, что мог не только писать — вдел бы и нитку в иголку. Я подсунул записку под дверь кухни.
Мы перешли ручей и пошли по выгону. Брод через ручей меня уже не смущал. Я привык к Оскару и твердо стоял на ногах.
Выйдя на поле, я включил рацию:
— Майский жук, вызываю Чибиса. Чибис, прием…
Через несколько секунд эхоответчик ответил моим голосом:
— Майский жук, вызываю Чибиса. Чибис, прием…
Я переключился на прием. В темноте нелегко было найти нужную клавишу, но у меня получилось. Потом я вернулся на остронаправленную антенну и, смещаясь по выгону, продолжал вызывать Чибиса и связываться с венерианской базой в условиях неизвестной топографии и непригодной атмосферы. Все работало как часы, и, будь я вправду на Венере, чувствовал бы я себя отлично.
Два огня пересекли южную полусферу. Самолеты… или вертолеты. Отдельные психи такие явления громогласно объявляют «летающими тарелками». Я проводил огни взглядом, вышел из-за холма, создающего радиотень, и снова вызвал Чибиса. Чибис ответил, но… мне надоело. Сколько можно разговаривать с тупым контуром, который может только попугайничать.
Вдруг я услышал:
— Чибис — Майскому жуку! Прием!
Я подумал, что мою шарманку засекли и сейчас начнутся проблемы, но потом решил, что это какой-нибудь радиолюбитель. Я ответил:
— Майский жук на связи. Я вас слышу. Кто вы?
Сработал автоповтор.
Чужой голос прокричал:
— Я Чибис! Прошу посадки!
Это было глупо, конечно. Но я рефлекторно произнес:
— Майский жук — Чибису, переключитесь на частоту один сантиметр и не прекращайте связи.
Я переключился на прием.
— Майский жук, вас слышу. Пеленгуйте меня. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
— Вы южнее меня, азимут сорок. Кто вы?
Один из тех огней, не иначе…
