Владимир Корчагин - Именем человечества
— Нет, ни здесь, ни в каком другом месте.
— А с этим старичком Силкиным вы давно знакомы?
— С раннего детства, если это можно считать началом знакомства.
— Закройте глаза. Максим зажмурился.
Потом она просила его вытягивать руки, следить за кончиком ее пальца, била молоточком по коленям. Наконец сказала:
— Состоянию вашей нервной системы можно только позавидовать, — и заглянула ему в глаза. — Скажите, а вы прежде не лечились у меня?
— Лечился.
— Значит, с памятью у вас тоже все в порядке.
Максим насторожился: так можно в два счета разрушить всю легенду, которой он решил придерживаться.
— Я помню все, за исключением того, откуда прибыл сюда и как оказался в доме Силкина, — ответил он как можно спокойнее.
— Не помните, откуда прибыли?! А где вы работаете? Где живете? — не отступала невропатолог.
— Я работал в Сибирском филиале Политеха. Там же, естественно, и жил. Потом ушел оттуда. И после этого… — Максим беспомощно развел руками. — Что было после этого, — не помню.
— Но есть же какие-то документы, люди, которые помнят вас…
— Я не знаю даже, где мои личные документы, — не дал ей закончить Максим, — не могу назвать ни одного человека, с кем встречался после ухода из Политеха.
— Однако должны быть какие-то причины, приведшие вас в столь необычное состояние?
— Возможно, были. Они не сохранились в моей памяти.
— Странно… Впрочем, учитывая ваше прошлое заболевание… Да, теперь я вспомнила, с чем вы лежали у меня в психоневрологическом отделении. — Она что-то быстро сказала врачу по латыни. Тот согласно кивнул.
— Спасибо, Софья Львовна, я так и думал. Ну-с, молодой человек, попробуем встать.
Максим рывком поднялся и тут же снова упал на подушку от сильного головокружения.
— Не так, не так, — рассмеялся врач. — Не забывайте; вы слишком долго находились в горизонтальном положении. Ну-ка, давайте вместе, — он подхватил Максима за плечи и медленно приподнял его с подушки. — Вот так… Теперь спустите ноги на пол и выпрямляйтесь.
Максим попытался встать с кровати, но тело не слушалось его, ноги сгибались в коленях, были точно ватные.
— Не отчаивайтесь, молодой человек. Начнем учиться ходить заново. Тетя Клава, помогите ему. Завтра он у нас танцевать начнет.
Созывая это совещание, директор Центрального Разведывательного Управления Майкл Хант не ставил какой-то особо важной цели и уж, во всяком случае, даже предположить не мог, как далеко заведет и какой катастрофой кончится, казалось бы, самая ординарная операция, которую он намерен был обсудить сегодня со своими ближайшими помощниками.
Поводом для нее послужило обычное сообщение одного из экспертов о том, что в научной периодике русских перестали появляться публикации, касающиеся нейтрино и антинейтрино. Это могло означать одно: работы русских физиков, связанные с нейтрино, отныне засекречены. А раз так, то напрашивался вывод, в России этим неуловимым элементарным частицам отводится важная роль в создании каких-то новых видов оружия.
Каких же? Вот это и нужно было выяснить.
К сожалению, вызванные на совещание эксперты-физики ничего определенного сказать не смогли. Ничего вразумительного не смог доложить и заведующий отделом Центральных районов России, в подчинении которого находилась резидентура, ведущая наблюдение за Институтом ядерной физики в одном из городов Подмосковья.
— Ну, хоть фамилии ученых, работающих с нейтрино, вам известны? — спросил, не скрывая раздражения, Хант.
— Да, это мы знаем, — оживился руководитель отдела. — Вот, к примеру, заведующий лабораторией института профессор Саакян…
— Какой именно лабораторией? — прервал его Хант.
— Лабораторией… — руководитель отдела заглянул в свой блокнот, — лабораторией слабых взаимодействий. Так вот, три года назад вышла его статья о бета-распаде, где главное внимание было уделено именно нейтрино и антинейтрино.
— Три года назад?! — усмехнулся Хант.
— Да. Но в этом году его аспирант, ныне старший научный сотрудник института Дмитрий Зорин защитил диссертацию, в которой значительное место занимает как раз проблема нейтрино. Кстати, мы знаем также, что на днях Зорин уходит в отпуск и едет к себе на родину в Кисловодск. Затем еще один сотрудник лаборатории… — руководитель отдела порылся в своем блокноте. — Кандидат наук Хлопин. В его статьях тоже…
— Стойте. В самом институте, как вы сказали, ваших людей нет?
— Нет, к сожалению…
— Значит, Саакян и этот… Хлопин нам пока недоступны. А вот едущим в Кисловодск Зориным можно будет заняться. Кто там у нас сейчас, на Кавказе? — Хант обернулся к руководителю отдела Юго-Западных районов России.
— Наш резидент по городам минеральных вод обосновался, как вы знаете, в Пятигорске…
— Вы имеете в виду Джона Снайдерса?
— Да, агента номер четыре. Кстати, в Кисловодске у него есть парочка очень опытных людей. Я говорю об «Учительнице» и «Толкаче».
— А-а, это те, что помогли нам установить местоположение Кавказских урановых рудников.
— Так точно.
— Да, ценные работники. — Хант на минуту задумался. — Что же, пусть Снайдерс даст им задания; все о Зорине и о его работе с нейтрино. Его лично и всего института в целом. Главное — конечная цель этих работ. Далее — достигнутый уровень. По возможности — теоретическое обоснование и конкретные практические разработки. Ну и, пожалуй, пока достаточно. Что же касается Саакяна, то дорожку к нему мы проложим позднее. Может быть, через того же Зорина. Кстати, как назовем наших новых подопечных? Для Саакяна подойдет, я думаю, кличка Доктор. Ну, а для Зорина… Кто там еще значится у них в научной иерархии рангом пониже?
— Кандидат наук, доцент… — начали вспоминать эксперты по России.
— Вот-вот, Кандидат. Отлично, пусть будет Кандидатом. Дайте указание Снайдерсу, чтобы он заранее уведомил об этом своих агентов. На сегодня все, господа. Желаю успеха.
Глава третья
Фирменный поезд «Кавказ» миновал кубанские степи словно утомившись, резко сбавил скорость. Вдали показались горы. Молодой кандидат наук, три года не бывавший дома, да к тому же только что получивший два таких подарка судьбы, как назначение на должность старшего научного сотрудника и согласие своей возлюбленной стать женой, потерял последнее терпение. Он то выскакивал в коридор и до пояса высовывался в окно, то выхватывал из портфеля карманный атлас железных дорог, стараясь отыскать там только что промелькнувшее в окне название станции, то бежал к расписанию и в пятый или шестой раз сверял по своим часам, не опаздывает ли поезд.