Игорь Дубов - Харон обратно не перевозит
Он поднес свечку и всмотрелся в темноту. Язычок пламени дрожал, и по стенам ниши плясали тени. Но главное он увидел хорошо. Темпоратор, и дезинтегратор были на месте. И чересседельные сумы с контактером и всякой всячиной стояли рядом, там, где он их поставил. А вот с костюмом для нуль-перехода что-то случилось. Костюм лежал _н_е _т_а_к_.
Обычно, аккуратно сложенный, он покоился на плоской крышке темпоратора, практически точно посередине, и каждый раз, случайно зацепив его, Григ тщательно поправлял сверток, подвигая на место, внутренне подчиняясь гармонии симметрии и порядка. Теперь же, весь в неразглаженных складках, он лежал как-то боком, чуть не свешиваясь с темпоратора вниз, и похолодевший от ужаса Григ остановившимся взглядом все глядел на него, глядел - и не мог поверить.
- Гном! - возбужденно позвал он, чувствуя, как зарождается где-то под сердцем неприятный холодок.
- Да.
- Что это?!
- Не знаю...
- Но костюм не мог лежать так!
- Пожалуй... Но, может, ты его все-таки зацепил?
- Дай запись.
Присев на лавку, Григ внимательно рассматривал запись, сделанную два дня назад, когда он последний раз пользовался дезинтегратором. Тогда он зажигал лучину, но костюм все равно хорошо просматривался в открытой нише.
- Ну вот же! - взволнованно произнес он. - Лежит, как надо. Видишь, с ним все в порядке!
- Не торопись, - посоветовал Гном. - Тебе еще ставить дезинтегратор.
И действительно. Позавчерашний Григ, легко подняв серебристый ящик, сделал шаг к нише и, загораживая ее спиной, стал возиться внутри. Потом он выпрямился, но не отошел в сторону, а остался ждать, пока ниша закроется.
- Тьфу ты! - Григ с досады сплюнул. - Чего ж я так выставился?! А фронтальные камеры?
- Ну они же нишу не берут.
- И с тех пор здесь никого не было?
- Сигнализаторы молчали.
- А запись?
- Просматриваю... Нет, - сказал Гном через пару минут. - В комнату никто не входил. Видимо, все же ты его сам так оставил.
- Да? - Григ встал, подошел к нише, потрогал задумчиво бревна. - Не нравится мне это, - сообщил он.
- Надо тебе поспать, - сказал Гном. - Ты так долго не протянешь.
- Конечно, - согласился Григ. - Дай только наведу порядок.
Он развернул и проверил костюм, оглядел темпоратор. Все было, как надо. Костюмом никто не пользовался. На темпораторе светилась дата его появления в этом мире. Прокол-пакеты на рукавах были полны. Вытерев со лба выступивший пот, Григ вытащил дезинтегратор.
- Ф-фу, - пробормотал он. - Что за напасть! То у Старика, то здесь... Неужели и вправду? Или почудилось?
"Хватит, - сказал он себе. - Не думай об этом. Смотри в оба, но не думай. Самое опасное - это ночные страхи. Можно сойти с ума. А ты не для того сидел здесь полгода, чтобы сейчас сойти с ума. У тебя важное дело. Думай о нем".
И разбирая сундук, и перекладывая лежащие в нем вещи, он как бы разом вспомнил эти прошедшие полгода, дни и ночи, кровь и пот, звериную осторожность в первые недели и воспаленные глаза по вечерам, и как раскалывалась к полуночи после анализа дня голова, и совсем уже фантастическую карусель событий, захлестнувшую его после смерти Джоя, вобравшую в себя арест Антипа, допросы и пытки и потрясающее своей бессмысленной ненужностью признание плотника. Не так он себе мыслил заключительный этап. Теперь, даже сотни раз выверяя каждый шаг, он все равно двигался в стороне от дороги, брел, а точнее пробирался по бездонному болоту, блуждал в густом, дремучем, полном опасностей лесу, каждую минуту ожидая, что под зеленым, приветливым мхом разверзнется пустота.
Что там костюм! События обгоняли от, грозили гибелью всему задуманному, и теперь, будучи вынужденным включить в это дело и выставить в качестве своего щита работавшую здесь группу Наблюдателей, он все равно не испытывал уверенности, что ему удастся обмануть своенравное время и первым добежать до финиша. Туда, где его так ждут.
Он вспомнил вдруг глаза Н'Габе, зашедшего перед самым погружением в превентивный бокс. Им давно уже не удавалось встретиться и поговорить друг с другом. Жесткая программа подготовки заставляла Грига почти каждую ночь вешать поле гамака прямо в операторской, и Н'Габе он видел только на экране. Теперь же тот стоял рядом, молча глядя на нет, собираясь, видимо, сообщить что-то важное и не зная, как начать. И в ту секунду, когда Григ уже решился было ему помочь, Н'Габе сделал короткий шаг вперед и, подойдя вплотную, тихо, почти шепотом, сказал: - Ты уж не подведи нас, сынок. - И добавил, глядя ему прямо в глаза: - Сделай там невозможное.
Чувствуя всепоглощающую усталость, Григ загрузил в дезинтегратор все, что могло вызвать кривотолки: седой парик с бородой, рясу и клобук, пару кистеней да шестопер. Подумав, добавил и мешочек с зернью.
Вспыхнуло бесцветное пламя, дохнуло жаром из широкого раструба.
- Все, - сказал он себе, выпрямляясь. - Теперь спать.
Он растянулся на лавке, привычно расслабляясь и загадывая картинку. Чтобы быстрее заснуть, он всегда вызывал из памяти что-нибудь согревающее душу, и, вглядываясь в милые черты или в ставший по каким-то причинам родным и близким пейзаж, он медленно растворялся в мягко заливающих мозг волнах торможения.
В самом начале заброски он любил вызывать Чаку. Влюбившись в нее, как мальчишка, с одного взгляда, он вообще в первые месяцы часто просил показать светлицу, и если Чака сидела там в окружении дворовых девок, подолгу любовался ее ясным и нежным лицом, порывистой фигуркой, изящными движениями тонкой, точеной руки.
Однако надменное и презрительное выражение, с которым она каждый раз глядела на него во время коротких встреч, да несколько случайно услышанных им фраз быстро развеяли иллюзии. И тогда он раз и навсегда запретил себе думать о ней и сумел справиться с собой. Уж что-что, а с собой справляться он умел. Поэтому в последнее время он вспоминал Кея или Вадима, а чаще всего свою каюту на "Персее", свидетельницу его поражений и побед, давно ставшую для него и отчим домом, и логовом, где можно было отлежаться и зализать раны. Он сознательно вытеснял Чаку, а вот сегодня изменил себе. Впрочем, сегодня он, возможно, встречался с ней в последний раз.
- Приснилась бы хоть, - подумал он, уходя по спирали в темную и теплую, как перина, пучину сна.
И сон пришел. Но это оказался не тот, хороший и добрый сон, который так нужен был ему в эту последнюю перед Контактом ночь, а сон тревожный, полный неясных угроз и безумных трансформаций. Начало он помнил плохо, оно было сумбурным. Но потом случилось так, что он попал в западню и попал в нее вместе с Чакой. Судя по тому, что у нет было оружие, он был в заброске. Правда, он не понимал, как очутился в этих бетонных тоннелях, но это было не важно. Это было не важно, потому что он спасал Чаку. Растерянная и плачущая, она металась из угла в угол, потом они оказались в сером колодце двора, и тут в них начали стрелять. Пули почему-то были трассирующие, они красиво летели со всех сторон, крест-накрест перечеркивая пространство колодца. Это были именно пули, а не импульсы скорчера, но он не удивился этому, а только, устроившись рядом с упавшей Чакой, ватными руками поднял свой бластер и, с отчаянием понимая, что совершает преступление, стал стрелять, стрелять, стрелять...
