Александр Шаров - Остров Пирроу
— Смотри, Гроше! Если ты будешь принимать по одной пилюле Сириуса-21 три раза в день сразу после стакана МВ, то ровно через четыре месяца и пять дней образуется рубин в шестьдесят пять каратов. Бери коробочку, я дарю ее тебе. С того момента, как ты примешь первую пилюлю, рубин начнет расти в тебе, набирать свет и блеск. Ты будешь ходить, как обыкновенный смертный, — ты, некрасивый, толстый, обрюзгший, с лицом, искаженным погоней за деньгами, жадностью, корыстью, а в тебе будет расти гигантский рубин. Посмотрись в зеркало! Скорее! Ты видишь, какое величие сверкнуло в твоих маленьких тусклых глазах; оно придает новый рисунок даже морщинам твоего потасканного лица. Смотри, Гроше! Смотрите, синьора, и запоминайте историческую минуту. Но, приняв пилюлю из другой коробочки, ты был бы осужден на мучительную смерть. Ничто не спасло бы тебя. Теперь погляди на бульвар.
Жаке с силой распахнул рамы. Казалось, по полу метнулось пламя и погасло.
— Видишь того Ожела в латаном пиджаке? Того, что протянул шляпу, собирая подаяния… Не очень-то щедро жертвуют ему. В этом нищем заключена величайшая жемчужина мира. Заставляй его принимать Сириус-17, и жемчужина в твоих руках, Гроше. А в том молодом человеке? В этом красивом юноше, который идет под руку со светлокудрой красавицей, не наберется камней и на пять крамарро. Его удел — нищета.
Жаке захлопнул окно. Свет, проникая через цветные стекла, кровавыми пятнами ложился на жирное, особенно уродливое в этот момент лицо ювелира. Жаке, легкий и стройный, охваченный вдохновением, ходил по комнате и не просто говорил, а пророчествовал:
— Золотой век, предсказанный великими мыслителями, рядом. Мы с тобой, Гроше, начинаем не Новейшую, а Самоновейшую эру. Отныне драгоценные камни будут управлять миром, менять судьбы, возвеличивать и обрекать на нищету, дарить и отнимать любовь, вручать власть и свергать властителей. Ты, Гроше, будешь торговать пятьюдесятью сериями Сириуса, строго согласуясь с моими рецептами, и будешь скупать драгоценные камни; торговля не мое призвание. А я буду определять, что заключено в человеке. Драгоценные камни затопят остров и ринутся на мир новым потопом.
Жан Жаке, не раздеваясь, лег. Утомленный произнесенной речью, он сразу заснул. Во сне он дышал тихо и нежно, как ребенок. Мы с Гроше, ступая осторожно, на носках, вышли из номера.
8Воспоминания синьоры Мартинес приобретают столь восторженный характер, что мы вынуждены для освещения дальнейших событий прибегнуть к другим источникам: репортажам «Курьера Пирроу», тоже, впрочем, страдающим неприятной выспренностью, и к немногим уцелевшим после катастрофы официальным документам.
«Представьте себе два прозрачных куба, — пишет известный пирроуский поэт и журналист Лоно Капрено, прославившийся в свое время созданием гимна „Слава, слава Плистерону“. — Кубы освещены изнутри и переливаются цветными огнями; один, правый, напоминает гигантский изумруд, другой, левый, подобен чарующему взор опалу. Два людских потока протянулись вдоль бульвара Плистерона, огибают площадь Золотого Плистерона, спускаются на набережную Плистерона и теряются в утренней дымке, окутывающей суровые возвышенности Кордильер Плистерона.
Бесконечная очередь.
Люди терпеливо стоят дни и ночи, иногда неделями и месяцами, чтобы попасть в заветные двери. „Сириус — контора Юлиуса Гроше“ — светящимися буквами написано на изумрудном кубе. „Жан Жаке“ — одно это имя, музыкой звучащее на всех языках и наречиях, сверкает на опаловом кубе.
Пройдемте вдоль очереди. Кого только мы не встретим здесь! Цветущую красавицу — звезду экрана; столетнюю старуху, которой не суждено, быть может, дождаться вожделенного момента, когда пред нею распахнутся заветные двери; полуголых дикарей, спустившихся с гор; священнослужителей всех вероисповеданий; штатских и военных; Опригопов высшего и низших классов; Ожелов, негоциантов и ремесленников; нищих и калек, в три погибели согнутых неизлечимым недугом.
Вглядитесь в глаза этих людей, постарайтесь проникнуть в незримый мир их мечтаний. Одну только Великую Надежду услышите, увидите и угадаете вы. Недаром последнюю и лучшую свою поэму я так и назвал: „Остров надежды“.
Пользуясь корреспондентским билетом, я проникаю в резиденцию Жана Жаке. По лестнице, устланной черно-красными коврами, с перилами, увитыми невиданной красоты орхидеями, поднимаюсь в вестибюль. Время от времени на потолке, на полу и на стенах вспыхивают светящиеся надписи: „Полная тишина“.
Распахнулась дверь, и из вестибюля мы входим в квадратный зал без окон. „Один… два… три… девяносто восемь… девяносто девять… сто“, — автоматически отсчитывает электронный счетчик. Двери закрылись, и сразу вспыхивают кроваво-красные невидимые светильники. „Постройтесь вдоль стен“, — приказывает световое табло. Пациенты выполняют приказание. Лучи светильников пронизывают тело. Чувство, охватывающее в этот миг, я запечатлел в следующих чеканных строках:
И жгучий свет пронзил меня,
Как леденящее дыханье,
Сжигая прежние желания,
Опустошая все внутри…
Еще миг, и в центре зала возникает, неведомо откуда появляется Жан Жаке. Он оглядывает нас.
Глядит в тебя суровый гений.
И, полон трепетным волнением,
Ты в незаметном губ движенье
Судьбы читаешь приговор…
Взгляд чародея остановился на согбенном Ожеле.
— Сириус-9, шесть таблеток ежедневно, принимать три месяца. Изумруд — 29 каратов, сапфиры — 6 и 13 каратов. Бриллиант — 20 каратов, — шепчет Жаке.
Бледный как смерть старик плачет от счастья. Электронное устройство записало диагноз, и металлическая рука робота вручает завтрашнему миллионеру так называемый „Сертификат Жаке“ — карточку глянцевитого картона в изящной черно-красной рамочке, с перечислением драгоценных камней, заключенных во владельце сертификата.
Банки охотно учитывают „Сертификаты Жаке“, выдавая от шестидесяти пяти до семидесяти процентов их номинальной стоимости, спекулянты на черном рынке скупают их за семьдесят пять процентов номинала.
Взгляд Жаке между тем скользит по шеренге ожидающих, губы что-то шепчут.
Тому бесшумному шептанью,
Бесшумному, как шелест крыл,
Нельзя внимать без содроганья.
— Ничего! — шепчет Жаке.
Полный сил юноша падает, будто пронзенный пулей. Санитары выносят его.
„Ничего…“, „Ничего…“, „Полудрагоценные камни: 12 малахитов, сапфир в 10 каратов…“, „Ничего…“, „Ничего…“
