Николай Шагурин - Рубиновая звезда (Сборник)
Некоторые плоды гости затруднялись определить и назвать. Они останавливались перед ними, затаив дыхание, как остановились бы перед какой-нибудь новой изумительной машиной. Да, именно так: они восхищались не творчеством природы. Природа дала только материал, а творцом был человек, в талантливых, умных руках которого природа становилась податливой как воск. Человек заставил здесь персик побрататься с миндалем, лимон, выращенный в открытом грунте, — с мандарином, сладкий каштан — с грецким орехом. Любушко и его сотрудникам удалось скрестить растения, бесконечно далекие друг от друга, сама мысль о возможности скрещивания которых казалась, на первый взгляд, невероятной.
…Удивителен был сад. Не менее любопытна была история его возникновения.
«Сад чудес» раскинулся на берегу моря, обширной водной поверхности в две с половиной тысячи квадратных километров. Но это было совсем не такое море, какое привыкли представлять себе гости. Здесь не было голубого простора, ласкового в штиль и грозного в непогоду, ни дымков пароходов, ни белых парусов рыбачьих судов.
Сивашский водоем, расположенный у ворот Крыма, не бороздят корабли, он слишком мелок для этого, глубины здесь не превышают полутора-двух метров. Его бесчисленные заливы так тесно переплелись с сушей, так густо изрезано это море островками и мелями, что порой трудно определить — где же кончается вода и начинается берег. А когда разгулявшийся западный ветер сгоняет воду Сиваша в Азовское море, открываются далеко уходящие тинистые отмели и тогда не в шутку, а впрямь становится это странное море даже трезвому по колено. И рыбакам здесь делать нечего — в Сиваше нет жизни, слишком солоны его невеселые, свинцовые воды. Даже водоросли, занесенные из Азовья, не выживают тут и в жару огромными массами гибнут у берегов, распространяя тягостный запах тлена. Потому и прозвали Сиваш «Гнилым морем».
По южную сторону Сиваша лежит цветущий Крым с его виноградниками, садами и плодородными равнинами, по северную — степи Присивашья. Соленое царство! Выпаренная солнцем самосадочная соль пластами отлагается на отмелях. Сиваш просолил землю вокруг, обесплодил северное Присивашье. Даже стебли травы на его берегах кажутся серыми от покрывающих их крупинок соли. На солонцах северного берега Сиваша, за чумацким шляхом, по которому скрипели воза с крымской солью, еще полтора века назад возникло несколько селений. Люди пришли сюда не своей волей; по указу Екатерины второй на эти безводные земли были выселены крестьяне украинского села Турбаи за бунт против помещика. Тут, по мысли императрицы, мятежники были обречены на медленное вымирание.
Прибыв в Присивашье, переселенцы увидали, что здесь так же, как и в Крыму, благодатно сияет солнце. Но взор почти не встречал зелени: кругом расстилалась плоская, как гигантский стол, равнина, покрытая серовато-бурой скатертью низкорослых, чахлых кустарников и выжженной травы.
Оказалось, однако, что можно прижиться и на этой суровой земле. История здешних поселений составила бы интереснейшую книгу о двух эпохах в истории присивашской степи — до Октября и после, повесть о том, как люди одолели-таки природу. Эта победа связана со второй эпохой. Волей и усилиями советских людей был возвращен к жизни огромный кусок гиблой земли. Советские люди добыли и дали жаждущей степи воду — не горькую, соленую воду лиманов, а пресную, «сладкую» воду земных недр. Они напоили этой живой водой землю, на которую столетиями падали слезы и проклятия земледельца, и на ней зацвели сады и виноградники, огороды и бахчи. Украина узнала, что на берегах «Гнилого моря» пасутся стада отменного скота, что здесь колышутся тысячегектарные посевы колхозной пшеницы.
И, наконец, на бесплодных прежде солонцах возник чудесный сад мичуринца Любушко. Носил он скромное название: «Плодово-ягодная и овощная опытная станция имени И. В. Мичурина».
— Я встречал немало людей, у которых сложилось представление, что Мичурин целиком якобы был поглощен «осеверением» южных сортов, — рассказывал гостям Любушко. — Это неверно. Иван Владимирович очень интересовался также вопросом развития и обогащения южной флоры. Он завещал нам обшарить все тропики и субтропики земного шара, чтобы взять и перенести все лучшее на землю советского юга, создать у нас лучшее в мире субтропическое хозяйство. Мы имеем здесь благоприятнейшие условия для этой работы.
Гости попали в сад в счастливую пору созревания плодов. Они могли не только видеть и осязать, но и отведывать их. Каждой пробе предшествовала коротенькая процедура — научный сотрудник, срезав гроздь ягод, взвешивал ее на маленьких весах и записывал данные в толстую книгу.
— Мы работаем не только с южными культурами, — продолжал Любушко, — но привлекаем и некоторые ценные, интересные сорта плодов и ягод из средней полосы России, с Дальнего Востока, скрещиваем их с уроженцами субтропиков. Обе стороны вносят свою долю в этот брак: субтропики — богатство и пышность форм, сладость и аромат, северные сорта — выносливость и неприхотливость. Возьмите рябину — растение это не южное, а представляет большой интерес. Однако оно не использовалось раньше как следует человеком для своих нужд.
Мичурин много работал над рябиной. Он вывел такие замечательные сорта, как Десертная и Ликерная, а ягоды сорта Гранатная довел до размеров вишни. Он мечтал о рябине величиной с небольшое яблоко. Нам удалось добиться этого путем отдаленной гибридизации с некоторыми сортами южных яблок. Да что говорить, попробуйте сами! — и Любушко, проворно поднявшись на лесенку, пригнул книзу ветку с тяжелой кистью огромных коричневых ягод.
— А вот результат скрещивания тропического банана с Тладиантой, многолетним тыквенным растением, детищем южно-уссурийской тайги.
Он подвел гостей к низкорослому дереву, сплошь увешанному гроздьями ярко-алых продолговатых плодов, величиной со средний огурец. Мякоть их имела привкус ананаса.
— А об этом фрукте что вы скажете?
Гости увидели незнакомые, страстные плоды в темно-зеленой оболочке, усеянной шипами.
— Это — русский дуриан. Родной папаша его произрастает в малоисследованных лесных дебрях Малайского полуострова. Вкусно?
Кожура плода легко отделялась, обнажая розоватую, мягкую массу. Она таяла во рту, напоминая сливочное мороженое.
— Никогда не едал ничего подобного, — признался Кристев. — По нежности и тонкости вкуса это превосходит все европейские лакомства.
— Вполне согласен с вами, — сказал Любушко. — Но, заметьте, что в первобытном своем виде дуриан имел крупнейший недостаток. Каприз природы: в бочку меда она добавила солидную ложку дегтя, наделив этот замечательный фрукт отвратительным запахом трупа. Нам удалось не только акклиматизировать дуриан здесь, но и избавить его от этого недостатка. Но это пока только полдела. По вкусовым достоинствам дуриан заслуживает тонкого, изысканного аромата. Он получит его, и тогда радость человека от этого плода будет полной.