Федор Березин - Экипаж черного корабля
Однако героизм прагматиков, сумевших убрать руки с кнопок, когда все вроде бы в политическом плане было на мази, не оценили. Вернувшиеся с полей сражений, еще не растратившие пыл маршалы сочинили бесчисленные легенды об утерянных победах, о предательстве верхов, о почти опрокинутой и сдавшейся Империи, о миллионах простых героев из народа, совершивших подвиг зазря. Их поддержали кое-какие силы в промышленных кругах. Имелись недовольные среди производителей мощных боеголовок типа тысячемегатонного «Лилипута», ведь их детище никто даже не соизволил испытать. Недовольны оказались и недополучившие прибыли бизнесмены среди производителей обычных средств поражения. Раздираемый противоречиями и экономическими последствиями войны Федеральный Союз едва не распался, содрогнулся от нескольких подрывов «детонаторов» гражданской войны. В конце концов Союз сменил правителей и в какой-то мере и саму форму правления и, перекрасив вывеску, преобразился в Республику.
Если разобраться, то с геополитической точки зрения война для Союза-Республики хоть и не принесла тех благ, что обещали ее зачинатели, тем не менее не прошла совсем уж за так. Безусловно, потери оказались значительными, главной цели — закрепления на континенте эйрарбаков — достичь не удалось. Более того, отступив, браши продемонстрировали слабость, а это сразу привело к выпадению из обоймы нестойких союзников Северного полушария, опасающихся мести номинально победившей Эйрарбии. Но зато война закрепила за Брашпутидой право на главенство в Южном полушарии Геи, подперла когда-то выданное по Аберанскому договору, но тайно оспариваемое Империей право на владение Мерактропией и, само собой, сильно ослабило главного планетарного конкурента — ведь атомные бои велись как-никак на его «доске», а значит, все прелести локальных и прочих заражений местности остались там, в Эйрарбии.
Конечно, и эйрарбаки, сводя дебеты и кредиты в сумму, могли высосать из пальца некоторые плюсы. К примеру, и главное: они выстояли — успешно отбили самое тотальное из всех тотальных нападений на себя. К тому же умудрились Увесисто врезать по зубам и брашам, и их сателлитам капуцинам, а дрексов вообще смешали с землей, превратив их страну в большой полигон по испытанию и доведению до ума разнообразных военно-технических новшеств. Так что в итоге довольными могли оставаться все. Но что-то не получалось.
Главное — Вторая Атомная показала, что нельзя спокойно спать, свесив ножки с лавочки. Планета для этого не только не богата ресурсами, но и вообще мала. Единственное, чего в ней вдоволь, — это человеческих существ. Но если к своим как-то шатко-валко привыкаешь, да и есть от них какой-никакой прок, то от других рас, особенно расплодившихся без меры, одни напасти. Что с того, что некоторые напасти надуманны? Все, о чем долго и кропотливо размышляют самые сложные в мире мозги, рано или поздно воплощается в реальность. А значит, спать не приходится, ибо за свешенные ножки может кто-то ухватить, да не просто теплыми ладонями, а остроклыкастой, часто маскируемой улыбочкой пастью.
И следовательно, наступление накатывающейся из будущего Третьей Атомной было предрешено. Понятно, все участвующие стороны готовились к ней не покладая сил. Кроме того, итоги Второй научили не только маршалов, но и политиков главному — цели термоядерных разборок не могут и не должны быть мелки, они должны быть предельны, а значит, сразу и без промедления нужно вводить в действие всю подвластную мощь.
В частности, по вопросам высадки на чужой континент стратеги Брашпутиды усвоили, что нельзя вначале высадиться, а уже потом расширять плацдарм ядерной дубиной. Гораздо лучше и надежней пригладить чужую сушу мегатонной лавиной, а уж после, успокоившись и снизив порог разборок до тактического уровня, начинать завоевание севера. Поэтому все планы ведения войны соответствовали именно такому принципу. И его нельзя, невозможно было обойти.
18. ПОЗАБЫТЫЙ СУНДУЧОК
Хорис-Тат, застрявший в продвижении броне-лейтенант и командир танковой «пятерни», считал, что в его душе и тем более голове давным-давно отшумели муссоны романтики, кувыркнулись в прошлое юношеские мечты о лихих и грозных походах во вражеские тылы. Булькнули в болото обыденности, в промасленные будни регламентных графиков картины пронизанных навылет, тронутых гусеничной копотью городов. И затухли невостребованными слезы счастья на мужественных шрамах лица, озаренные злато-серебряным сиянием поднесенных начальственной прихотью медалей. И даже картина чудесного перемещения вверх по служебной пирамиде обросла мхом, затерлась паутиной темной энзэшной матовости не нюхавших километров гусениц.
И вначале неутомимый мечтатель в черепе подсказывал: «Не унывай, Хорис! Будет и на нашей улице тройной полдень всех светил». И растолковывал, сочинял правдоподобную матрицу успокоительного объяснения. Получалось, продвижения нет потому, что вверху, в пирамидных ступенях над головой, все мобилизационные клеточки штата мирного времени забиты плотно, как гига-обоймы главного калибра. Но вот когда нагрянет, когда крутнется расторможенная шестерня войны, когда начнет она вприпрыжку перемалывать косточки, вот тогда пойдет в ход не блат вельможно-генеральского происхождения, а везуха-невезуха. И уж тогда, когда накроет ответными залпами «баков», начнут штатные клетушки освобождаться. И тогда, наконец, метеором унесется зависшая на погонах лейтенантская юность.
Но подл, неумолим в непрошеных трудах беспокойных нейронный счетчик в голове, не может он надолго зависать в беспечной благости мечтаний. И вот какой казус, выдергивающий прочь мягонький матрац надежды, выдает он через некоторое — очень короткое, между прочим, — время. Оказывается, если подумать, по ком в первую очередь пройдется шестеренка военно-убийственных будней? По тем, кто ближе к линии огня! А значит, снова по броне-лейтенантам. И именно они будут требоваться опять и опять, снова и снова, пока не перемолотятся встречные шестеренки с нанизанными эйрарбакскими взводными. А там, наверху, пыль будет спокойно и не торопясь оседать на потускневших, залежалых на плечах генеральские звездах.
И потому командир «пятерни» Хорис-Тат воспринимал розовое будущее через черные очки жизненного рационализма.
И тем сильней он удивился, когда двадцать матовых гусениц подчиненных ему «Циклопов» провалились в пыльную реальность Берега Вдвойне Теплого Утра. Оказывается, парадные мечты курсантских будней совсем-совсем никуда не делись, а просто до сей поры отсиживались в каком-то маленьком, позабытом сундучке мозга.
