Ларри Нивен - Молот Люцифера
Он обеспокоенно посмотрел на Гарви и сказал:
— Вы неважно выглядите.
— У меня такое состояние, что я хочу убить кое-кого, — сказал Гарви.
— Если это так, я могу подыскать подходящего для этого человека, — сказал Марк и замолчал, позволяя обдумать сказанное.
— Нет. Я имел в виду своих боссов. Если я кого и хочу убить, так это своих боссов, да будут прокляты их бессмертные души.
Отказавшись таким образом от предложения Марка, Гарви заказал банку и два стакана. Он знал, что Марк на самом деле не пойдет на убийство. Просто это была часть выбранного им для себя образа — всегда знать обо всем больше других. Гарви обычно забавляло это, но сейчас настроение у него было совсем не игривое.
— Мне надо добиться от них кое-чего, — сказал Гарви. — И они прекрасно знают, что придется пойти мне навстречу. Да и как они, черт бы их побрал, могут об этом не знать? Есть даже надежный заказчик! Но эти сукины дети хотят играть по-своему… Но если один из них свалится завтра с балкона, на убеждение нового мне придется угрохать не меньше месяца, а я не могу позволить себе тратить время впустую. — Сказанное не нанесет ущерба юмору Ческу. Парень может оказаться полезным. При общении с ним настроение улучшается и, возможно, он и в самом деле может организовать убийство. Никогда нельзя знать наверняка.
— Так для чего им придется пойти вам навстречу?
— Для кометы. Я собираюсь сделать серию документальных фильмов о новой комете. Открывший ее парень — уж так случайно получилось — владеет семьюдесятью процентами акций компании, заказавшей фильм.
Ческу хихикнул и кивнул.
— Это весьма неплохое дельце. Мне давно хотелось сделать фильм такого рода. И, к тому же, это было бы весьма познавательно. Не то, что последнее мое кинодерьмо — интервью с предсказателями гибели Земли. Причем у каждого — своя версия конца света. Первый из них тогда еще не закончил свой рассказ, а мне уже захотелось перерезать себе глотку и покончить со всем этим.
— Так почему дела идут вкривь и вкось?
Гарви вздохнул и отпил пива.
— Понимаете ли… Есть, скажем, четыре деятеля, которые имеют право сказать мне «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». На самом деле все даже гораздо сложнее. И вот эти нью-йоркцы не желают мириться с производством заказных серий. Но при этом никто не может гарантировать, что они не скажут затем «нет»— после того, как, не колеблясь, потребовали, чтобы я подписал соглашение и представил им смету. Пользы от этого дерьма нет ни малейшей, однако у них право решающего голоса. Четыре чертовых воротилы, держащие в руках подлинную власть. Ну, да ладно, с этими-то я еще могу поладить. Но остается еще пара дюжин тех, кто не может помешать выходу в эфир даже самых идиотских программ, но хочет показать, что он — тоже важная персона. И чтобы это доказать друг другу они могут — если захотят — действительно остановить съемки фильма. Возражений будет выдвинуто столько, сколько они смогут придумать. И при всем этом — интересы заказчика прежде всего, не так ли? Не понадобится долго добиваться, когда же «Кальва» взбеленится. Куча дерьма. И мне приходится всегда действовать в таких условиях. — Гарви внезапно осознал, что у него словесный понос. — Слушай, давай сменим тему.
— Хорошо. Вы обратили внимание, как это место называется?
— Гарантированный первый федеральный бар. Остроумно, оно украдено у Джорджа Кирлина.
— Точно. Люди очень часто пользуются чужими идеями. А знаете, что такое «страхование у Безумного Эдди»?
— А как же. Машины, купленные у свихнутого Мунтца. А что насчет «раковой клиники Жирного Джека»?
— Раковая клиника, она же покойницкая, Жирного Джека, — ответил Ческу.
Петля, давившая на горло Гарви, постепенно расслаблялась. Он отпил еще пива, затем прошел в освободившуюся кабинку: там можно было откинуться, опираясь спиной на стенку. Марк последовал за ним и занял место напротив.
— Эй, Гарви, когда мы снова отправимся путешествовать? Ваш мотоцикл еще на ходу?
— Да. — Год назад… нет, черт возьми, уже два с половиной года… он послал все к дьяволу и позволил Марку утащить себя в поездку по побережью. Они пили в маленьких барах, беседовали с другими путешественниками и останавливались на привалы там, где им хотелось. Ческу заботился о мотоциклах, а Гарви оплачивал счета. Счета, впрочем, были невелики. То были совершенно безмятежные дни. — Мотоцикл на ходу, но шанса воспользоваться им у меня нет. А когда эта серия пойдет в работу, времени не останется совершенно.
— Я могу помочь в этой работе?
Гарви пожал плечами. — Почему бы и нет? — Марк часто работал с Гарви — таскал камеры и оборудование, а то и просто был в роли мальчика на побегушках. — Если вам удастся хоть ненадолго удерживать язык за зубами.
— Такова уж у меня натура. Я меланхолик-всезнайка.
Бар потихоньку уже заполнился народом. Проигрыватель перестал играть и Марк встал. «Для всех вас»— сказал он, извлек из-за стойки двенадцатиструнную гитару и разместился на стуле в дальнем конце помещения. Это тоже было частью обычая — Ческу пел во всех барах за еду и за выпивку. Во время той поездки по побережью в каждом втором баре между Лос-Анджелесом и Кармелем они получали за счет пения Марка по бесплатному бифштексу. Пел Марк хорошо, он мог стать и профессионалом, но для этого ему не хватало выдержки и терпения. Ни на одном месте работы ему не удавалось продержаться более недели. Марку казалось, что люди, имеющие постоянный заработок — чародеи, обладающие неким непостижимым для него секретом.
Марк взял пробный аккорд, сыграл вступление. Мелодия — старой ковбойской песни «Чистая прохладная вода».
Целый день подряд — в телевизор взгляд.
Телевизор вместо культуры,
культуры…
Мыльных опер водоворот,
Фильмы целые дни напролет —
Чтобы забыл о культуре,
О… самом сладчайшем — культуре.
Гарви одобрительно хохотнул. Толстяк бармен поставил перед Марком банку пива и тот выразил признательность, мотнув головой.
Солнышко село и города тело
Вопит — вопит о культуре,
культуре…
Судью и мента разбирает смех:
Они растоптали культуры грех.
Самой сладчайшей… культуры.
На какое-то время Марк перестал петь — терзал гитару. Звенели аккорды, некоторые — явно неверные, но некоторые — верные на удивление. Будто Марк искал что-то, чего никак не мог найти.
Телевизор включи. Смотри и молчи.
Твой разум уже не кричит.
В телевизор взгляд — и ты уже распят.
Распят рядом с культурой, культурой…
Ты уже забыл, кем ты раньше был,
И твой разум давно уже остыл.
И тебя, и меня телевизор купил
И продал — вместе с культурой.
Вместе с самым сладчайшим — культурой.
Гитара смолкла и Марк квакающим голосом возвестил:
