Стивен Кинг - 1408
Он повернулся, осторожно выскользнул из зазора между стеной и кроватью, который теперь казался узким, как могила. Сердце билось так сильно, что каждый удар отдавался не только в груди, но и в шее и запястьях. Глаза пульсировали в глазницах. С 1408-ым что-то не так, определенно что-то не так. Олин говорил про отравляющий газ, и теперь Майк на себе убедился в его правоте: кто-то заполнил номер этим газом или сжег гашиш, щедро сдобренный ядом для насекомых. Все это, разумеется, проделки Олина, которому, конечно же, с радостью помогали сотрудники службы безопасности. Газ закачали через вентиляционные воздуховоды. Он не видел решеток, которые их закрывали, но сие не означало отсутствие в номере таковых.
Широко раскрывшимися, испуганными глазами Майк оглядел спальню. С тумбочки, стоявшей слева от кровати, исчезла слива. Вместе с блюдом. Он видел лишь гладкую, полированную поверхность. Майк повернулся, направился к двери, остановился. На стене висела картина. Полной уверенности у него не было, в таком состоянии он уже не мог с полной уверенностью назвать собственное имя, но вроде бы, войдя в спальню, никакой картины он не заметил. Опять застывшая жизнь. Одна-единственная слива на оловянной тарелке посреди старого, грубо сколоченного из досок стола. На сливу и тарелку падал будоражащий желто-оранжевый свет.
"Танго-свет, - подумал Майк. - Свет, который заставляет мертвых подниматься из могил и танцевать танго. Свет, который..."
- Я должен выбраться отсюда, - прошептал он и, пошатываясь, вышел в гостиную. Вдруг осознал, что каждый шаг сопровождается чавкающими звуками, а пол становится все мягче.
Картины на стенах скособочились, но на этом изменения не закончились. Дама на лестнице стянула платье вниз, обнажила груди. Приподняла их руками. С сосков свисали капли крови. Смотрела она прямо в глаза Майку и яростно улыбалась, скаля зубы. На паруснике вдоль планширя рядком выстроились бледные мужчины и женщины. Крайний слева мужчина, стоящий у самого носа, в коричневом костюме из шерстяной материи, держал в руке шляпу. Расчесанные на прямой пробор волосы липли ко лбу. На лице читались ужас и пустота. Майк узнал его: Кевин О'Молли, первый жилец номера 1408, который выпрыгнул из этого окна в октябре 1910 года. Рядом с О'Молли стояли все те, кто отправился из этого номера в мир иной, выражением лиц они ничем не отличались от О'Молли. Поэтому напоминали родственников, создавали впечатление, будто являются членами большой семьи.
На третьей картине фрукты сменила отрубленная человеческая голова. Желто-оранжевый свет падал на запавшие щеки, запекшиеся губы, уставившиеся вверх, поблескивающие глаза, сигарету, заткнутую за правое ухо.
Майк рванулся к двери. Чавканье при каждом шаге усилилось, ноги даже проваливались в пол-трясину. Дверь, понятное дело, не открылась. Майк не запирал ее ни на замок, ни на цепочку, но она не желала открываться.
Тяжело дыша, Майк отвернулся от нее и побрел через гостиную к письменному столу. Видел, как колышутся занавески от притока воздуха через открытое окно, сам его открывал, но не чувствовал ни малейшего дуновения. Словно комната проглатывала свежий воздух. Слышал автомобильные гудки на Пятой авеню, но доносились они из далекого далека. А саксофон? Если звуки музыки и долетали до окна, комната крала мелодию, оставляю мерное гудение. Так гудел бы ветер, в дыре, пробитой в шее мертвеца, или в кувшине, наполненном отрубленными пальцами, или...
"Прекрати", - попытался сказать он, да только лишился дара речи. Сердце билось с невероятной частотой, если бы чуть-чуть ускорило бег, непременно бы разорвалось. Он более не сжимал в руке минидиктофон, верный спутник всех походов по "местам боевой славы". Где-то оставил. Если в спальне, его уже наверняка нет, комната проглотила его, с тем, чтобы переваренного высрать в одну из картин.
Жадно ловя ртом воздух, как бегун в конце длинной дистанции, Майк прижал руку к груди, словно с тем, чтобы чуть успокоить сердцебиение. И нащупал в левом нагрудном кармане цветастой рубашки "коробок" минидиктофона. Прикосновение к прочному и знакомому в определенной степени привело его в чувство. Как выяснилось, он что-то бубнил себе под нос, а комната бубнила в ответ, словно миллионы ртов скрывались под отвратительными на ощупь обоями. До него вдруг дошло, что его сильно мутит и желудок готов вот-вот вывернуться наизнанку. Он чувствовал, что воздух сгущается, заполняя уши, превращаясь в вату.
Но в какой-то мере он все-таки пришел в себя, во всяком случае, осознал: он должен позвать на помощь, пока еще есть время. Мысль об ухмыляющемся Олине (как умеют ухмыляться менеджеры нью-йоркских отелей), о словах, которые он всенепременно услышит: "Я же вас предупреждал", - более не тревожила его, идея, что Олин вызвал эти странные ощущения, закачав через вентиляционную систему отравляющий газ, вылетела из головы. Причина, конечно же, была в самом номере. Этом чертовом номере.
Он намеревался резко протянуть руку к телефонному аппарата, двойнику того, что стоял в спальне, схватить трубку. В действительности он наблюдал, как рука плавно, будто в замедленной съемке, движется к столу, прямо-таки рука ныряльщика. Его даже удивило, что он не увидел пузырьков воздуха.
Пальцы его сжались на трубке, подняли ее. Другая рука также медленно двинулась к диску, набрала 0. Поднеся трубку к уху, он услышал серию щелчков: диск возвращался в первоначальное положение. Совсем как колесо в "Колесе фортуны", вы хотите вращать колесо или назовете слово? Помните, если вы попытаетесь назвать слово и ошибетесь, вас оставят в снегу рядом с Коннектикутской платной автострадой, на съедение волкам.
Гудка он не услышал. Зато в трубке раздался хриплый голос: "Это девять! Девять! Это девять! Девять! Это десять! Десять! Мы убили всех твоих друзей! Все твои друзья уже мертвы! Это шесть! Шесть!"
С нарастающим ужасом Майк вслушивался не в голос, а в заполняющую его пустоту. То был голос не машины, не человека - самого номера. Это неведомое изливалось из стен и пола, говорило с ним по телефону, и не имело ничего общего ни с призраками, ни с паранормальными явлениями, о которых ему доводилось читать. Он столкнулся с чем-то совершенно чужим, рожденным не на Земле.
"Нет, его пока еще нет... но это нечто приближается. Оно голодно, а ты - обед".
Телефонная трубка вывалилась из разжавшихся пальцев и Майк обернулся. Трубка болталась на конце провода, а желудок Майка сжимался и разжимался. Он слышал доносящиеся из трубки хрипы: "Восемнадцать! Уже восемнадцать! Укройся, когда раздастся сирена! Это четыре! Четыре!"
Не отдавая себе отчета, он достал сигарету из-за уха, сжал губами, вытащил из нагрудного кармана цветастой рубашки книжицы спичек с золоченым швейцаром на этикетке, потому что, после девяти лет воздержания, решился таки закурить.
