Геннадий Хазанов - Para Bellum
Прав Лосяра: если гансы попрут так, как нарисовано в схемах-приложениях к «Танковой войне», между прочим изданной на русском языке пару лет назад, будет такой пожар в заведении тёмной ночью во время наводнения, что… Володя всё-таки не штабной, потому он полагает, что попрут нас только до старых рубежей. На самом деле, как бы не пришлось на берегах Днепра и Буга окапываться. С французами вон как получилось, а тоже в Великих державах числились.
Полотно двуручной пилы с трудом грызло двухобхватный ствол. Её звук складывался в слова: панцер криг, панцер криг.
Вечером в бараке (это только называется – барак, на самом деле каменный, с полутораметровыми стенами корпус, где раньше монахи обретались) было шумно и весело. Блатные устроили «прописку» новичкам.
Поначалу уголовники надеялись подчинить себе весь лагерь. Тем более что начальник СТОНа Васильев почти открыто поддерживал воров и убийц. Всё-таки они – не классово чуждые «враги народа», которые по пятьдесят восьмой. Почти свои люди, ну, чуть оступились на трудном жизненном пути. С кем не бывает. Сложись по-другому – сидели бы не в тюрьме, а в наркомовских креслах.
«Политические», в основном бывшие «краскомы» и ребята из гражданских помоложе да поотчаяннее, в свою очередь быстро объединились под руководством старшего по званию – Маркова, поставив на место блатных после десятка ожесточённых драк, в которых криминальная шваль понесла тяжёлые потери. Кулаками, стенка на стенку, воры не очень-то любят биться. Затоптать всей кодлой одного-двоих, «пёрышком пощекотать» или бритвой «пописать» – это шпана умела и уважала. Но вести регулярные битвы с обученным противником? Себе дороже.
Те побоища блистательно подтвердили правоту великого теоретика военного дела, стратега-диалектика Фридриха Энгельса, когда тот объяснял причину наполеоновских побед в Египте. Один мамелюк всегда побеждает одного французского солдата, три мамелюка будут сражаться с тремя галлами на равных, но взвод регулярной армии при любых условиях наголову разобьет такое же количество мусульманских коммандос. Дисциплина и выучка – великая сила и самое надёжное обеспечение перехода количества в качество. Добавить здесь следовало только одно: блатари не воины, и кадровый военный без вариантов давил вора.
Постепенно установилось неписаное соглашение. Шпана не трогала «политиков» из военных и к ним примкнувших. Зато в компенсацию над «ничьими», «нейтралами», пуще урок боявшихся, что лагерные опера припаяют им создание ещё одной «преступной организации», шпана изгалялась по полной программе. Марков с товарищами с трудом сдерживались, играли желваками. Но вмешиваться остерегались, чтобы не нарушить достаточно хрупкое «равновесие», если можно так выразиться. «Кум», то есть начальник тюремной оперчасти, прямым текстом изложил, что «самооборону» допускает, но устанавливать в «его тюрьме» власть «врагов народа» не позволит.
Шаг вправо, шаг влево, и новые сроки будут уже не детскими – так он прямо и сказал. А что? Отправить в областную «тройку» представление, которое там подпишут не глядя, – раз плюнуть.
По всему видно, начальство само «обострять» не хочет, но подходящим поводом наверняка воспользуется. Начальник Васильев ждал только сигнала от «корешей».
Куцый, Виктор Куцубин, «авторитетный» вор, «державший» занятую на «общих работах» часть тюрьмы – в остальные корпуса ему хода не было, – с удовольствием пошёл бы на сговор с «кумом», поддержал бы «власть соловецкую». Останавливало его только одно – многие кореши, причём из самых серьёзных и деловых, не поймут, объявят «ссучившимся». А с таким клеймом долго не живут ни в зоне, ни на воле.
Марков и Лось молча прошли к своим нарам. Здесь уже собралась вся их «гвардия», косясь на ту половину барака, где урки чувствовали себя «в своём праве». Туда и перегнали всех свежеприбывших штатских, человек десять. Они толпились в широком проходе между шконками, ждали решения своей участи.
Перед вальяжно восседающим на своей койке, покрытой аж тремя почти новыми матрасами и хорошим одеялом, Куцым стоял темноволосый небритый человечек в очках-велосипедах. Одет он был в огромные, постоянно сползающие ватные штаны и грязную стёганку третьего срока. На ногах – худшие из тех, что нашлись на складе, опорки. Ясное дело, каптёр тоже из блатных, приодел беднягу.
– За что, за что, говоришь, тебя посадили? – переспрашивал пахан.
– Я же пытаюсь вам объяснить, – отвечал очкарик. – Я опубликовал работу о некоторых свойствах мнимых величин в геометрии. Где-то сочли её не отвечающей положениям марксистской науки… «Совещание» дало пять.
Шпана заржала. Только «шестёрка» Куцего, костлявый и верткий, как змея, Косой Лыцарь, дергал соседей за рукава: «А чё вы? Чё за мнимые такие?» Лыцарь был красавец. Один его глаз смотрел на Кавказ, а другой на Арзамас, заячья губа открывала жёлтые передние зубы. Из школы он сбежал, просидев три года в третьем классе, прибился к домушникам. Благодаря худобе, мог пролезть в любую форточку. Когда подрос, квалификацию потерял, а освоить какую-либо «серьёзную» воровскую специальность не смог из-за крайней тупости. Попадался на всём и сразу, отчего к двадцати пяти годам имел уже семь ходок, правда по пустячным статьям. Единственное, за что ценил холуя Куцый, – преданность и виртуозное владение ножом и заточкой.
Когда гогот затих, Куцый снова обратился к новичку: «Не звезди. За геометрию даже у нас не сажают. Правду говори, рожа нерусская. На постановлении буквы какие?»
– Я никогда не лгу, – с достоинством возразил человек. – Дело в том, что, если рассмотреть геометрические мнимости в философском плане, особенно вспомнив теорию клинамена…
Урки снова закатились от хохота.
– Какого-какого клина? – переспрашивал маленький, толстенький и благообразный мошенник на доверии Мика.
– Хрена мента, – брызгая слюной, пояснял Костя Сербиянин, огромный блондин, мотавший срок за групповой разбой.
Дождавшись, пока веселье затихнет, Куцый встал. Невысокий, худощавый, он протянул руку, снял с «интилихента» очки, плюнул на одно стекло, собрал слюну, харкнул на другое, снова водрузил оптику на нос хозяина и провозгласил:
– Значит, так. Назначаю тебя петухом. Место определяю у параши. Срок у тебя маленький, загнуться не успеешь.
– Петухом… – протянул кто-то в толпе шпаны. – Об его мослы весь инструмент поломаешь.
– Откормим, – отрезал пахан и размахнулся, чтобы от души вмазать по физиономии жертвы. Просто так, для науки.
– Стоять! – «командным» голосом, в котором даже в метель отчётливо разбирала каждое слово выстроенная на плацу дивизия, рявкнул Марков и двинулся на вражескую половину барака. Нервы наконец не выдержали. За ним, поводя широченными плечами, как бы разминаясь, шагнул Лось. Уголовники недовольно заворчали, как псы, у которых отбирают недогрызенный мосол.
