Сборник - Фантастика 2001
Копытень на котором Сагит приехал сюда, всхрапнул и взбрыкивая задом умчал прочь. Такое количество еды уже не казалось ему едой, зверь не на шутку перепугался. Ничего, к вечеру он вернётся, усталый и обожравшийся, так что будет сплёвывать не хитин, а лишь слегка помятых капустниц, прузиков и всякую мушиную мелочь.
А потом со стороны синеющих гор, перекрывая громогласный стрёкот насекомых, донёсся певучий вопль бюфтонов. Покинув зимние кормилища в узких бесплодных теснинах, бюфтоны шли на равнину. Этих зверей не пугало никакое количество еды. Отсидев целый год на скудном пайке, они стремились отожраться на весеннем раздолье. Тупорогие самки торопились, подгоняя грациозно-неуклюжих детёнышей. По сторонам шли самцы, взгорбленные, страшные, готовые обрушить свой гнев на всякого, вставшего на пути. Хлипкие заграждения, способные остановить разве что дикого копытня, были сметены единым движением. Начался чудовищный жор. Вздёргивались головы со смачным хлюпаньем захлопывались пасти, всякий стонущий, певучий вздох уносил в необъятную утробу несчётное количество насекомых, рои, тучи, облака, бездны…
Сагит приник к кинокамере, выбирая наиболее удачный ракурс. Зоологическое общество, объявляя конкурс на фильм, и помыслить не могло, что получит столь раблезианское зрелище!
Камера была чужая, подобранная в ущелье и отремонтированная. Сагит мельком подумал, что потом надо будет вернуть её Аниэлю Гоцу.
Постепенно в жирующем стаде объявлялось подобие порядка. Бюфтонихи оттеснили детёнышей подальше от разошедшихся самцов, а те всё реже сглатывали жратву и всё чаще угрожающе ворчали, когда кто-то из соперников оказывался слишком близко. И наконец, над замершей равниной прозвучал не пиршественный вздох, а настоящий крик, вызов на дуэль, на честный бой. Начались брачные битвы.
Малыши были окончательно оттеснены на периферию, а в центре очутились два самца. Один - матёрый гигант, переживающий второй или третий период гона, другой помоложе, явно впервые вздумавший попробовать свои силы в брачных играх. Соперники встали друг напротив друга, на мгновение замерли, затем разом распахнули страшные пасти и издали трубный клич. Вопль длился не смолкая, терзая нервы и выматываю душу. Остальное стадо замерло, наблюдая за поединком, лишь самые крохи продолжали чавкать, старательно затягивая полуметровыми ротиками обильную пищу.
Минуту, две, три длился нескончаемый крик. Казалось, так может продолжаться вечно, но Сагит, не в первый раз наблюдавший подобную картину, знал, что исход давно предрешён. Один из бюфтонов, тот, что помоложе, оказался ниже ростом, и как ни тянул он к небу усатую челюсть, его более массивный противник постепенно нависал над ним, угрожая ринуться сверху и пронзить рогами. Понял это и молодой бюфтон. Его крик смолк, неудачник начал отползать, по-прежнему разинувши пасть и бороздя землю нижней челюстью. В голосе матёрого самца загремели победные ноты.
Отойдя на безопасное расстояние, сломленный противник захлопнул пасть, развернулся и побежал. Победитель направился было к ждущим самкам, но на его пути встал новый соперник. Это тоже был матёрый бык, ничуть не уступавший врагу ростом. Уставившись крохотными глазками на недавнего победителя, он разинул свой ртище и, не дожидаясь пока противник станет в стойку, завёл брачную песнь. Первый бюфтон без колебаний принял вызов.
Чем-то это напоминало мартовский орёж уличных котов под благосклонным присмотром сбежавшей во двор домашней кошечки. На всю схватку давался один единственный вдох, у кого первого не хватит воздуха, тот должен или сдаться или перейти в атаку. Первый из бюфтонов только что оторал изрядное время, так что именно ему не хватило дыхания. Однако, уступать самозванцу бюфтон не желал. Неожиданно он приподнялся и ткнул рогами, стараясь ударить сверху. На смену крику пришёл сухой костяной стук. Морды обоих зверей обагрились кровью. Взбесившиеся от призывного запаха мухи серой кисеёй заволокли сражающихся, стараясь урвать своё прямо посреди битвы.
Один наскок, второй, третий!… Ни о каких правилах больше не могло быть и речи, сражение шло насмерть. Оба бойца были покрыты глубокими ранами, но и не думали отступать. И наконец старик, хозяин гарема одолел самозванца. Четыре рога вспороли гостю брюхо, залив кровью взрытую землю. Поверженный завалился набок. Он ещё пытался встать, хотел даже продолжать бой, но несколько безжалостных ударов вновь опрокинули его. Стонущий бюфтоний крик сменился хрипом.
Победитель повернулся и на этот раз без помех отправился к самкам. Больше никто не осмелился преградить ему дорогу, молодые бойцы понимали, что на этот раз распалённый бюфтон сразу возьмёт их в рога, не позволив наглецу уйти живым.
Побеждённый бюфтон ворочался, волоча по земле разорванные кишки. Сагит перевёл камеру на победителя и поднял винтовку. На беззвучный выстрел никто не обратил внимания, ослеплённые весной и любовью звери сейчас не испугались бы даже и флаера.
Титаническая любовь огромного зверя… только тот, кто видел брачные игры слонов или кашалотов, знает, что такое настоящая страсть. Неповоротливые громады двух тел обретают вдруг небесную грацию, не слышно скрипа костяных пластин и шумного дыхания, всё заполняет любовь. И нет дела до кровоточащих ран, облепленных вгрызающимся в живое гнусом. Какая боль? какой гнус? - есть только счастье жизни.
За несколько часов победитель под ревнивыми взглядами молодых самцов оплодотворил всех взрослых самок. Ему незачем было беречь себя и нечего оставлять на потом, сегодня был его последний день. День смерти и день продления рода.
Усталое стадо уходило с поля боя, оставив на земле два тела: побеждённого и победителя. Большой бюфтон был ещё жив, он тряс башкой, разевал пасть, показывая необъятную глотку, утробно стонал. А мошкара продолжала жрать его живьём. Тут не Земля, тут невозможно залечить даже самую небольшую ранку. В этом и заключается закон жизни, который не мог понять Аниэль Гоц и подобные ему любители крупных зверей. Если бюфтоны хотят процветать, они должны расплачиваться кровью со своей будущей пищей.
А люди должны землепашествовать на земландских равнинах только лишь для того, чтобы больше было насекомых.
Сагит снял крупным планом бюфтонов - мёртвого и умирающего, потом -панораму уходящего стада, затем поднял винтовку и прекратил мучения старого самца. Лазерным резаком вскрыл вены убитого - как ни вертись, а кровь должна пролиться - отснял ещё минуты полторы кадров, во время которых будут идти титры: мёртвые тела бюфтонов среди пляски ликующих кровососов, облака, из которых прекратил сеять дождь, взрытую, политую кровью пашню.
