Владимир Колин - Последнее перевоплощение Тристана Старого
Обзор книги Владимир Колин - Последнее перевоплощение Тристана Старого
Колин Владимир
Последнее перевоплощение Тристана Старого
ВЛАДИМИР КОЛИН
ПОСЛЕДНЕЕ ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ ТРИСТАНА СТАРОГО
Перевод с румынского ЕЛЕНЫ ЛОГИНОВСКОЙ
Моя статья, воспроизводившая последнее перевоплощение Тристана Старого, вызвала у публики необычайный интерес, доставивший мне, однако, немало неприятностей. Журналы, выходившие огромными тиражами, самым скандальным образом перепечатали мысли, высказанные мною в специальном научном органе "Formes", а затем, отвечая на многочисленные требования читателей, опубликовали "новые сенсационные подробности" - штамп журналистов, красноречиво характеризующий вкусы публики не слишком высокого пошиба. Я вынужден был их оспорить, показав вздорность одних и глупость других безответственных заявлений, ибо тех более четырехсот лет, что прошли со дня исчезновения Тристана Старого оказалось недостаточно, чтобы покончить с самыми странными слухами и предположениями.
Было бы, конечно, несправедливо приписать самому Тристану ответственность за шум, поднятый вокруг его имени, но трудно отрицать и то, что удивительные происшествия, героем которых он оказался, имели все основания для того, чтобы вызвать к себе законное любопытство не только его современников, но и любителей сенсанций всех времен. Четыре века подряд, не прерываясь, длятся попытки выяснить некоторые данные его биографии - и каждый раз спотыкаются на завершающем моменте его знаменитого "исчезновения". Упомяну в связи с этим лишь ставшую сегодня библиографической редкостью книгу "Vita Tristani Senecti" ("Жизнь Тристана Старого", Париж, 1588 г.), рукопись загадочного Нестора Несцио, написанную в год гибели Тристана Старого, восторженный "Panegirico di Tristan il Vecciho" ("Панегирик Тристану Старому", Флоренция, 1635 г.), подписанный знаменитым Джакомо делла Пергола, иронический "Discours sur la naivete universelle" ("Рассуждение о всеобщей наивности", Лион, 1702 г.) Абеляра деКлюни, ученую "Legende des Tristan der Alte" ("Легенду о Тристане Старом", Франкфурт, 1832 г.) достойного профессора Гуго Майера и мистическое сочинение "Le mistere devoile ou Essai sur la vie et la transfiguration de Tristan le Vieux" ("Разоблаченная тайна или Очерк жизни и преображения Тристана Старого"), появившееся в Бордо в 1856 году за подписью Рауля Дидо, который объявляет себя посвященным в "таинства быстроногого Гермеса" и кавалером некоего "Ордена Зеркала", о котором мы не нашли ни одного упоминания.
(Естественно, мы назвали здесь лишь некоторые из тридцати с лишним работ, посвященных Тристану - лишь важнейшие труды, дающие новую - пусть иногда и неверную - точку зрения на интересующий нас вопрос, и без всяких угрызений совести обошли молчанием различные вымыслы в писаниях всевозможных Роландов Тардвеню, Альбертов Фария или Мануэлей Лопесов, характерные, впрочем, для всей научно-исследовательской мысли XIX века, так же как и лишенные интереса компиляции Матиаса Гондоса, Германна фон Лебеншафена и многих других пошлых переписчиков чужих трудов.) Интерес всех названных авторов, авторов, обойденных молчанием, а также и широкой публики к загадочной фигуре Тристана Старого вызван, несомненно, его поразительной биографией и ее волнующим завершением, но особенно - той интригующей областью знаний, которой Тристан посвятил себя с юности - алхимией. Каждый из нас может убедиться в том, что эта таинственная наука Альберта Великого влечет к себе людей еще и сегодня. Пройдите по улицам большого города или остановитесь в любом селе, привлекая к себе внимание необычайными одеяниями и странным поведением. Затем сообщите, что вы владеете секретом философского камня, с помощью которого можете превратить свинец в золото, что вы создали эликсир молодости и посвяшаете свои научные изыскания людям, стремящимся к богатству и жизни вечной. И вы поразитесь результатам, ибо они превзойдут ваши самые радужные ожидания. Тысячи жуликов живут таким обманом, потому что, несмотря на завоевания науки, жажда абсолюта, характерная для первых мифотворцев, теплится и в душах наших современников: почти все они мечтают о сказочном богатстве и бессмертии, полученных готовенькими из чужих рук. Подчеркиваю это последнее обстоятельство, ибо оно вскрывает существенное различие между алхимиком и жуликом, который нередко рядится в его одежды. Меня с юношества поражал аскетизм великих алхимиков, их самоотверженный неблагодарный труд в скромных лабораториях, в которых они бились над получением сказочного Opus Magnus.
Итак, я назвал ключевые слова: алхимия и аскеза, С самого начала хочу заметить, что меня никогда не интересовала мистическая сторона алхимии, и я использую понятие аскезы, чтобы дать представление о той полной самоотверженности, с которой настоящие алхимики предавались своим занятиям и даже иногда жертвовали жизнью. В аскезе алхимиков не кроется для меня ничего сверхъестественного; она означает полную самоотдачу, характерную и для ученого наших дней. Алхимик знал, что лишь в конце жизни, полной лишений и непрерывного труда ему, может быть, удастся овладеть Ars magna -Великим искусством, которое преобразует его самого и превратит в высшее существо: человека, трезво глядящего на мир, в то время как все остальные грезят с открытыми глазами. На криптографическом языке этих героев-исследователей, знающих по опыту, что они должны защищать свои открытия от всесильных хозяев своего времени, всевозможные символы и формулы скрывают, конечно, лишь надежду на то, что придет время, когда они овладеют секретом, который поставит их в положение, решительно отличающееся от положения остальных людей, ибо они станут другими. Для того, чтобы достичь этой единственной в своем роде минуты, - чему они, не колеблясь, посвящали всю жизнь, - они должны были открыть знаменитый философский камень и эликсир бессмертия - условие для достижения главной цели,, но не сама эта цель.
Вот, в общих чертах, все, что я угадывал или предчувствовал в тот момент, когда начал изучать деятельность Тристана Старого. Теперь я прекрасно понимаю, что именно эти неясные предчувствия, полностью исключавшие увлечение мистикой, в котором погрязло столько исследователей, позволили мне познать ту поразительную цель, к которой стремились все алхимики и которой - я в этом уверен - достиг Тристан Старый.
Я не избежал, конечно, сомнений. Встречая на каждом; шагу - в его собственных работах и в сочинениях его соратников -религиозные термины и понятия, я должен был немало поломать голову, пока не понял, что экскурсы в христианство были всего лишь средством предосторожности, призванным уберечь алхимиков от подозрительности церкви. Я потерял немало времен - хотя могу ли я теперь назвать это время потерянным? - пока не понял, что молитвы, произносимые во время лабораторных опытов, были всего лишь текстами, длина которых ртмеряла время, необходимое для той или иной операции (поэтому обычно указывается и темп, которым должна произноситься молитва) или что, подобно древним египтянам, которые зашифровывали свои знания в архитектуре пирамид, алхимики запечатлели их в пропорциях важнейших зданий своеговремени - соборах - отнюдь не подчиняя их, однако, церкви. Папирус и пергамент можно уничтожить - пирамиды и соборы живут вечно. Я думаю, человечество знало не так уж много других примеров, в которых изобретательность открывателя так удачно использовала бы официальную форму для совершенно чуждых ей еретических учений.
