Герберт Уэллс - Искусственные алмазы
Герберт Уэллс - Искусственные алмазы краткое содержание
Искусственные алмазы
Разсказ Джорджа Уэльса
Меня задержали кое-какие дела в Ченсери-Лэне, так что я освободился лишь к девяти часам вечера — и с головной болью, которая отнимала у меня всякую охоту заняться еще чем нибудь или пойти искать развлечении. Узкая полоса неба, видневшаяся между громадными домами, окаймляющими эту улицу, похожую на горное ущелье, указывала на ясный, погожий вечер, и я решил спуститься к набережной, чтобы прохладить свою усталую голову, любуясь на огоньки, мелькавшие по реке. Самое благоприятное время для этого места именно вечер: благодатная темнота скрывает от глаз загрязненную воду, а огни всех переходных степеней освещения, начиная от керосина с его оранжевым пламенем, до желтого газа и синевато-белого электричества, принимают, среди мрака, разные фантастические оттенки, от зеленовато-серого до темно-багрового. Сквозь арки Ватерлооского моста виднеются сотни огоньков, очерчивая собою изгибы реки, а на парапетом ея высятся башни Уэстмюнтера, резко выделяясь своею томною массою на звездном небе. Черные волны катятся медленно, нарушая лишь случайным всплеском общую тишину и правильное отражение огней в воде…
— Теплая ночь, — сказал кто-то возле меня.
Я оборотился и увидал рядом с собой, человека, облокотившегося тоже на парапет. Лицо у него было благородное, довольно красивое, хотя бледное и исхудалое. Застегнутый до верху сюртук с приподнятым воротником, уже очень поношенный, указывал на светское положение этого незнакомца лучше всякого мундира. Я понял, что если только заговорю с ним, то присужу себя заранее к уплате известной суммы на ночлежный приют и на завтрак.
Я смотрел на него с любопытством, желая угадать, расскажет ли мне этот человек что нибудь стоящее такой платы или же передо мною, просто, один из глупцов, не умеющих ни за что взяться, и даже рассказать занимательно о своих неудачах? Но такие глаза и лоб не могли принадлежать тупому человеку, и нижняя губа его вздрагивала так, что вызывала во мне желание узнать его поближе.
— Да, ночь теплая, — сказал я, — но тут становится уже немного прохладно.
— Нет, не нахожу, — возразил он, все глядя на реку. — Здесь хорошо… именно по вечерам.
Он помолчал немного, потом продолжал:
— Так приятно найти подобный тихий уголок в этом шумном Лондоне! После дневных хлопот, стараний достичь чего нибудь, выполнить свои обязательства, найти средство против грозящих опасностей, человеку приходилось бы плохо, если бы он не мог найти местечка, в котором можно вздохнуть свободно…
Он проговорил все это, останавливаясь подолгу между каждой фразой, и начал опять тем же порядком:
— Вы, верно, тоже переутомлены физически и нравственно… иначе, вы и не зашли бы сюда. Но вряд ли ваш мозг и ноги изнемогают так, как мои… Право, иной раз я думаю, что игра не стоит свеч… И не лучше ли мне бросить все… имя, богатство, положение… и занятые каким нибудь простым ремеслом?.. Но только я убежден в том, что если я откажусь от своей цели… Хотя она и смеется надо мной до сих пор… я буду мучиться раскаянием до конца моих дней.
Он замолчал. И смотрел на него, не зная, что думать. Вид у него был самый нищенский: одежда чуть, не в лохмотьях, сам он грязный, небритый, нечесанный, точно вылезший изъ-под кучи мусора. И между тем, он говорил о каких-то трудных занятиях, утомлявших его. Мне становилось смешно. Он быль или помешан, или трунил над своей собственной нищетой.
— Если высокое положение и обширные занятия имеют свою теневую сторону, потому что требуют напряжения и вселяют тревогу, то они доставляют и вознаграждение человеку, — сказал я. — Обширное влияние, возможность делать добро, помогать тем, кто беднее и слабее нас, все это может доставлять удовольствие, способное заглушить некоторые неприятности. Прибавьте к этому еще внешний блеск положения…
Мой шутливый тон быль, просто-на-просто, большой пошлостью. Я издевался над несоответствием между наружностью этого незнакомца и его речами, но чувствовал, даже в то самое время как говорил, что поступаю неблагородно.
Он взглянул на меня, видимо, задетый за живое, но ответил спокойно:
— Извините, я забылся… Конечно, вы на могли понять…
Мы замолчали, но он не переставал смотреть на меня и сказал снова:
— Это нелепо, но именно потому, что вы не поверите мне, я могу доверить вам свою тайну. А мне так хочется высказаться хотя перед кемъ-нибудь! Слушайте же. У меня дело, действительно громадное дело. Но тут остановка… Видите ли, я делаю алмазы.
— И вы теперь без работы? — спросил я.
— Мне надоело быть непонятым! — воскликнул он нетерпеливо, расстегивая свой жалкий сюртук, под которым оказался холщевый мешочек. Он снял его с шеи и вынул из него какой-то темный камешек. — Не знаю, сведущи ли вы настолько, чтобы понять, что это такое? — сказал он, протягивая его ко мне.
С год тому назад, я воспользовался случайным досугом, чтобы выдержать в Лондоне экзамен на ученую степень, и потому ознакомился довольно основательно с физикою и минералогией. Предмет, поданный мне незнакомцем, очень походил на необработанный алмаз темной воды, только был необыкновенно велик: почти равен верхушке моего большого пальца. Рассматривая его, я видел, что он имеет правильную, восьмигранную форму с выгнутыми поверхностями, свойственными большинству драгоценных камней. Я вынул свой перочинный нож и попробовал исцарапать камешек, но это мне не удалось. Тогда я провел им самим по стеклу моих карманных часов и рассмотрел ясно, при свете газового фонаря, что на стекле оказался надрез.
— Это очень походит на настоящий алмаз, — сказал я, смотря с любопытством на незнакомца. — Но если оно так, то это какой-то великан между алмазами. Откуда вы его добыли?
— Я говорю же вам, что сам делаю алмазы! — крикнул он. — Давайте его сюда.
Он засунул его обратно в мешочек и поспешно застегнул опять свой сюртук. Потом, вдруг, нагнулся ко мне и шепнул:
— Не купите ли вы его у меня за сто фунтов?
Эти слова возбудили вновь во мне подозрение. Камешек мог быть, на деле, лишь осколком корунда, почти столь же твердого, как алмаз, и случайно имевшего схожую с ним восьмигранную форму. Если же это был настоящий алмаз, то каким способом добыл его этот человек и почему продавал он его лишь за сто фунтов?
Мы смотрели пристально друг на друга. Он, видимо, жадно ждал моего ответа, но в этой жадности не было ничего нечестного, и, в эту минуту, я верил тому, что он продает мне подлинный алмаз. Но я человек бедный, потеря ста фунтов была бы для меня слишком чувствительна, да и никто в здравом уме не купил бы, ночью на улице, драгоценного камня у какого-то неизвестного бродяги, с одним личным ручательством его в том, что тут нет обмана. Тем не менее, алмаз такой величины вызывал невольно представление о многих тысячах фунтов… Я принимал во внимание, что такой громадный бриллиант не мог не значиться во всех каталогах драгоценных камней, но припоминал также рассказы о кафрах, умеющих ловко похищал камни из канских алмазных копей.
