Гарр Юнг - Фантазеры
Гарр Юнг - Фантазеры краткое содержание
Гарр Боло Юнг
Фантазеры
Тысячи и тысячи лет искали мы чужие миры.
Именно миры, не булыжники, щедро политые кислотой, подобно Венере, и не камень вперемежку с замерзшим аммиаком.
Кислород и воду.
Жизнь.
Искали? Нашли. Получите, распишитесь… Неизвестно, с какого перепугу, но планету назвали Тагута. Желтое же солнышко системы название не получило, так и оставшись номером каталога.
Прошло с тех пор сто двадцать два года.
Солнечную мы так толком и не освоили, лишь мародерствуем понемногу: где шахты поставили, где целые горнодобывающие комплексы. Колонии, конечно, построили, но только для обслуживающего персонала. Хм-м… «чайнатауны», да.
До собственного океана у нас руки тоже как-то не дошли. Зато на Тагуту снарядили корабль-автомат, стоимостью в годовой баланс крупной страны и размером в километр. Строили десять лет, всем миром, даже воевать от любопытства перестали.
Задача автомата заключалось в простейшей функции: прилететь, исследовать, установить плавучую платформу и смонтировать на ней гейт, он же Врата. Гейт — дело особое, ибо есть само по себе устройство, позволяющее, без оглядки на константу скорости света и прочую тоску от дедушки Эйнштейна, перемещаться из одного места в другое, мо-мен-таль-но. Повторить? Повторяю: сразу, одна нога здесь, другая уже за тридевять парсек.
«Пионер» (так назывался корабль-автомат) шел к Тагуте шестьдесят четыре года. Еще шесть лет он исследовал, монтировал, и прочее, и прочее…
Что у нас в сумме по годкам набегает? Восемьдесят лет. Из тех, кто задумал и приступил к осуществлению программы, остались в живых единицы, например — доктор Рам Кришнамурти, бойкий столетний старичок. Когда заработала станция «Водный мир», на тагутскую платформу высадилась первая исследовательская группа, во главе с доктором. Работа нашлась всему персоналу, всем шести с половиной тысячам человек, городок на платформе заселили быстро, дело даже до драк доходило и международных скандалов при распределении квот между странами.
Сказать, что ученые ошалели, разобравшись с тем, что успел насобирать «Пионер», — ничего не сказать. Вакханалия любопытства длилась уже третий год подряд. И что же в сухом, так сказать, остатке?
Планетологи с гидрологами сходу заявили, что такого не может быть: хоть и покрыта планета водой, но самое глубокое место — километр. Оси наклона к эклиптике нет (весна вечная), естественного спутника нет, гравитация почти земная, подводные течения отсутствуют как класс, толковых циклонов и то нет. Ни тебе штормов, ни бурь, только дождь постоянный, ровно от обеда и до заката. Сутки, кстати, те же двадцать четыре часа, зато год вдвое длиннее нашего.
Геологи плясали дольше всех, натурально — кто джигу, кто «барыню»: под поверхностью дна одна сплошная нефтеносная линза. После утечки информации платформу трижды пытались взорвать, то ли арабы, то ли всякие «Шеллы» с «БиПи». Кстати, вот тогда и выписали на платформу бригаду специальных сил войск ООН. Как всегда, «трубу сторожить».
У биологов и прочих же натуралистов поначалу разбежались глаза. Особенно у биологов: живая органика кишела повсюду. Она пронизывала неглубокие толщи воды, заполнила воздух. Создала плавучие мангровые острова и обосновалась на них. А как вы думали? Про Саргассово море слышали? Это прообраз подобного развития дела — заболачивания. Эволюция, как паровой каток, преобразует любую среду обитания…
Но живые формы практически ничем не отличались от наших: никаких тебе белков на кремниевой основе, никаких трехглазых чудовищ. Деревца и травки на островках растут, комарики да стрекозки среди них порхают, рыбки да тюленьчики разные в воде плавают (где она от мангров свободна), по поверхности островков сухопутная шушера копошится, тоже особо ничем не примечательная. В воздухе же обосновались существа, от наших птичек не отличимые. Если и встречалась какая кошка, то на нашу кошку похожая до мельчайших деталей.
Обидно, да?
У чертей на куличках, а все такое же, никаких тебе удивлений. Даже агрессивные формы практически отсутствуют, в смысле, крупные хищники. В водоемах водятся, а на суше — как отрезало. Кстати, о чертях… Высшую ступень местной биосферы занимали именно они, черти. А как еще этих существ назвать, если похожи они, как две капли воды, на болотную мифологию? Рога? Есть. Хвост? Присутствует. Даже пятачок, и тот на месте. С копытами только беда — нет копыт, вместо них лапы с перепонками, по болотам ходить и в них же плавать. Последнему способствовала раздельная система дыхания — и легкие в наличии, и жабры есть. А так, в общем и целом, черти вполне теплокровные и млекопитающие.
И единственные, кто абсолютно не вписывался в основы развития на планете.
Самое смешное, что они же и оказались местной разумной формой. Дикой, но разумной: хоть огня и не знали, но горшки лепили, хатки строили, на живность охотились безо всякого металла либо камня (а где его взять? только на дне), даже огороды на манграх организовывали.
Как вы понимаете, с открытием диких, но симпатичных аборигенов начался рай уже для антропологов и прочих этнологов. Скучный, правда, рай: ничем те аборигены от диких папуасов не отличались, разве что друг друга не убивали.
Вообще.
Табу у них такое, что ли? Странные, право слово…
Алексей Иванов, бывший студент, а ныне рядовой первого класса, сидел на краю платформы, болтал ногами и тоскливо поплевывал в зеленоватую воду. В толще кто-то лениво копошился, по поверхности то тут, то там, разбегались круги, Лёшика мутило все больше и больше. Ну да, есть такое слово — «похмелье»… Размазав по щеке здоровенного комара, Лёшик поправил очки и зло покосился на напарника по посту, рядового Ганса Штиммера. Стоит себе, облокотился на станок пулемета, и хоть бы хны ему, ни тебе похмельного синдрома, ни расстройства души. «Вот же с-с-скотина нерусская!» — Иванов мгновенно рассвирепел:
— Ганс, какого ты вчера свой шнапс приволок!? Тебе чего, мало было?
Штиммер оторвался от улыбчивого созерцания далей:
— Алексей, ты же сам сказал — «догнаться надо»! Я, конечно, русский не очень хорошо знаю, но эти слова выучил. А ты же именинник, твой базар — закон.
Лёшик булькнул и попытался поглубже натянуть форменную кепи на выгоревшие кудри:
— Козёл ты, Ганс. Сам-то пить не стал…
— Лёша, ну и кто тебя заставлял бутылку в одиночку… добивать, да? Кто? Я? Ага, все дурь твоя заставила! Шовинист хренов… Выпендрежник! — Штиммер сказал, как припечатал.
Лёшик отвернулся, не желая признавать очевидное: действительно, дурь. Кто за хмельной язык тянул? Ведь в первый раз так клюкал, если не считать пьянку по поводу поступления в институт… «Я — русский! Я всех тут вас, нерусей, перепью!» — а как на него посмотрел тогда рыжий Тошик Хонда! Попробуй, отступи… вот теперь мучайся, добавив в комплексе еще и похмелье. И Гансу хоть заобъясняйся, что пить заставила не просто удаль, а тоска. Хрен он поймет, немчура проклятая, ибо чисто русская-то тоска, от которой безобразничают неоглядно и даже вешаются порой. Двадцать лет вчера стукнуло, силы молодые играют, а на этом болоте еще три года куковать, и никакие гроши той скуки не скрасят. Гансу что? Либерализм и орднунг. Орднунг и либерализм. Кто тебя заставлял контракт подписывать, Алексей Владимирович? Никто не заставлял, сам подписал, как миленький. Студент-лингвист, четыре языка… Ага, подписал бы, если бы пенделя из института за неуспеваемость не наладили! Хотел денег заработать? Капают кредиты, и нехилые, только получить их можно лишь после демобилизации! Хотел на другую планету посмотреть? Любуйся, Лёшик: фигня, что планета та — сплошное болото!
![Алексей Доронин - Сорок дней спустя [litres]](/uploads/posts/books/100815/100815.jpg)
