Дмитрий Щербинин - Зонт
Обзор книги Дмитрий Щербинин - Зонт
Дмитрий Владимирович Щербинин
Зонт
Под мышками у него по зонтику:
один с картинками — его он раскрывает
над хорошими детьми, и тогда им
всю ночь снятся волшебные сказки,
другой совсем простой, гладкий, — его
он раскрывает над нехорошими детьми;
ну, они и спят всю ночь как убитые,
и поутру оказывается, что они ровно
ничего не видали во сне!
Г.Х. Андерсен "Оле-Лукойе"Павел Павлович Предпоследний нашёл зонтик.
А дело было так: в дождливый, ноябрьский вечер, он выгуливал своего пуделька, и увидел, что в грязи лежит некий предмет, нагнулся, поднял, и разглядел, что это зонт.
Вообще-то у Павла Павловича уже имелся один зонтик (он защищал его от промозглого, затяжного дождя). Тогда гражданин Предпоследний стал оглядываться — высматривать, не найдётся ли владелец зонта, даже и прикрикнул в темноту:
— Эй, это не вы ли зонтик обронили?
Однако, поблизости никого не было; а когда П.П. Предпоследний вошёл в электро-ауру фонаря, то обнаружил, что найденный зонт роскошный — с золотыми каёмками на чёрном полотне; с драгоценными каменьями на ручке.
Тогда Предпоследний присвистнул и сказал:
— Эге-ге, да эдакий зонтик не плохо бы и самому иметь. Что ж, будем считать — это мне от Бога подарок. За все мученья мои…
Что касается личной жизни Павла Павловича Предпоследнего, так он был несчастен. Мало того, что на работе у него не ладилось, так и не любил его никто. Ну, не везло ему с девушками, и всё тут. Вроде и не урод, а вот не нравилась женскому полу его внешность, да и характер в особенности.
П.П. Предпоследний снимал комнату, и его домохозяйка — жирная тётя Клава, была сущей стервой. Она могла за просто так наорать на своего жильца, а он что, — он неудачами подавленный, он в ответа и слова пикнуть не посмеет…
***
Итак, Предпоследний возвращался домой с обновкой. Свой старый зонт он запихнул себе подмышку, а вот найденный — расправил над головой.
И надо же — с золотистых каёмок спускалось едва приметное сияние. Воздух, благодаря этому свету, становился лёгким необычайно; Предпоследний чувствовал бодрость, счастье чувствовал, и вдруг рассмеялся громко.
Рядом проходила девушка, обернулась к нему, Павел Павлович ей подмигнул, и крикнул, смеясь:
— Жизнь прекрасна!
И такая от Павла Павловича лёгкость, такая свежесть да чистота исходили, что и девушка рассмеялась…
В тот вечер гражданин Предпоследний преподнёс своей домохозяйке, тёте Клаве большой букет роз. Тётя Клава подумала, что она спит, и сказала:
— Наверное, я сплю.
Но гражданин Предпоследний рассмеялся и заявил:
— Нет, вы не спите, можете себя ущипнуть.
Тётя Клава себя ущипнула, взвизгнула, приняла от П.П. Предпоследнего букет, и вдруг, уткнув своё огромное лицо в алую пахучую цветочную глубь, разрыдалась. Запричитала жалостливо и нежно, с материнской любовью:
— Какой Вы замечательный человек, Павел Павлович! А я Вас всё принижала, не любила. Простите вы меня, дуру грешную. Вы вон прямо сияете. Святой Вы Павел Павлович!
— Ну, уж это вы Клавдия Олимпиадовна загнули! Ха-ха! Прямо-таки святой?! Да, просто счастливый человек!
Всю ночь Павел Павлович писал оды любви, и хотя стишки выходили дурашливые, сам-то он был счастлив, и хихикал, и на стуле раскачивался.
Предпоследний понимал, что причина его счастья в найденном зонте, и время от времени к этому зонту подходил, гладил его, целовал, и, словно невесте клялся, что никогда с ним не расстанется, будет хранить, лелеять и прочее, и прочее…
***
Погода, как на заказ стояла дождливая, так что с чудесным зонтом можно было расхаживать с утра и до вечера (а иногда и ночью Павел Павлович хаживал). Может, мир за пределами зонта и был мрачным, да только Павел Павлович этого не замечал — под зонтом мир был светлейшим, и я бы даже сказал — сказочным.
Может, прошлая жизнь П.П. Предпоследнего была одним большим тёмным пятном, да вот только он этого и не помнил. Теперь был свет, свет и ещё раз свет. На работе, не прилагая никаких усилий, он сделал очень важное открытие, и премия раз в десять превысила ту сумму, которую П.П. мог бы заработать, во всю прошлую жизнь.
Но радость от необычных покупок (компьютер, видео- и музыкальные центры), померкла в сиянии нового счастья. Он познакомился с девушкой Аллой (красивой, длинноногой блондинкой, с внешностью фотомодели и с разумом академика), влюбился в неё без памяти, а она также, без памяти влюбилась в него.
Дни кружились в восторженном вальсе. От рассвета и до заката, от заката и до рассвета — ни одного неприятного чувства; всё смех, всё счастье, и всё сильнее… сильнее…
***
Павел Павлович Предпоследний очнулся в троллейбусе.
В висках ломило как с тяжкого похмелья; мир за окнами был мрачен и холоден, дождливо тягуч. Люди смотрелись неприятно, враждебно даже.
Предпоследний стал шарить по сиденью, и вдруг понял, что Зонта нет. Он вскочил, бросился в одну сторону, в другую, кого-то сильно толкнул, нарвался на крепкое ругательство. Обратно — к сиденью, на колени повалился, заглянул — и на полу зонта не было. На ближайшей остановке он вырвался под холодный дождь, и побежал, терзаемый болью и отчаяньем, скуля:
— Верните мне зонт! У-у, разбойники! Верните!..
***
Когда вечером усталый, грязный, подавленный вернулся домой (без зонта, конечно), то обнаружил, что дома, а точнее его квартиры, нет. Вся дорогая техника сгорела.
Тётя Клава набросилась на него с кулаками, завизжала:
— Где шлялся, алкаш?! Короткое замыкание… — прибавила несколько крепчайших ругательств и разрыдалась.
Павел Павлович Предпоследний тоже разрыдался, бросился вниз по лестнице, и… эту ночь он провёл под лестницей в каком-то грязном, обшарпанном подъезде. Воняло невыносимо…
На следующий день, на работе его ожидало следующее известие: при ближнем рассмотрении в его, якобы прорывном изобретении нашли кучу изъянов; теперь требовали вернуть премию (уже растраченную), и вообще — за постоянные опоздания грозили уволить.
А потом была встреча с Аллой. Блондинка с умом академика подтвердила Чеховскую поговорку: "Краткость — сестра таланта":
— Ты мне больше не нужен.
И ушла.
***
У Павла Павловича Предпоследнего появилась навязчивая, важная как жизнь мысль: "Я должен вернуть зонт".
Ночами он не спал — лежал под лестницей в подъезде, лениво пережевывал найденные в ближайшей помойке объедки и думал.
