Сергей Казменко - Вариация на тему древнего мифа
Сергей Казменко - Вариация на тему древнего мифа краткое содержание
Казменко Сергей
Вариация на тему древнего мифа
Сергей КАЗМЕНКО
ВАРИАЦИЯ НА ТЕМУ ДРЕВНЕГО МИФА
За тысячи лет человеческой истории миф этот был рассказан столько раз и с такими вариациями, что я не рискнул бы добавить к этим рассказам свою версию, если бы Каньяр не был моим другом. Моим самым старым другом - так будет точнее. Правда, мы с ним давным-давно расстались. Не поссорились, нет. И не охладели друг к другу. Просто так сложилась жизнь. Трудно поддерживать дружбу, когда видишься мельком раз в несколько лет. И в конце концов остается слишком мало такого, что соединяет вас со старым другом. Почти ничего - только прошлое. Прошлое отнять невозможно.
Мы с Каньяром знали друг друга едва ли не с первых часов жизни. Мы родились в один день и в одном месте, вместе росли, играли, учились, познавали мир, взрослели. И хотя с самого раннего детства всем - и нам самим в том числе - было ясно, что вырастем мы с ним совершенно разными людьми, что пути наши неизбежно далеко разойдутся, это нисколько не мешало нашей дружбе. Скорее наоборот. Неосознанно, а позднее и вполне сознательно ощущая свое отличие друг от друга, мы привыкли пользоваться им. И оказывалось: то, что было непреодолимым препятствием для одного из нас, легко преодолевалось другим, то, что один из нас был не в состоянии понять, другой понимал и объяснял без труда. С ранних лет мы с Каньяром привыкли посвящать друг друга в круг своих детских - а позже уже и не совсем детских - тревог и забот, и уверен: никто из близких Каньяру людей не сумел узнать его так хорошо, как я. Разумеется, верно и обратное. До сих пор, совершив по неразумию какой-нибудь нелепый поступок - всякое ведь в жизни случается - я бываю убежден, что уж Каньяра-то поступок этот нисколько бы не удивил.
Впрочем, я собираюсь рассказывать не о себе.
Начало этой истории я услышал от одного нашего общего знакомого. Случилось это лет десять, наверное, назад. Я давным-давно позабыл, где и по какому поводу встречались мы с этим человеком, забыл, чем я занимался в то время, и чем занимался он. Но я до сих пор отчетливо помню то ощущение естественности, логичности, предопределенности, что ли, которое родилось в моей душе, когда он рассказывал о странном для посторонних поступке Каньяра. Мне и теперь поступок этот кажется вполне естественным и характерным для моего друга. Будь у меня в свое время случай задуматься о том, как могут на него подействовать рассказы об Орьете - и я заранее предсказал бы, что он непременно отправится туда. Даже осознавая в полной мере ту очевидную истину, что нельзя верить всем рассказам путешественников об отдаленных мирах, Каньяр непременно решился бы испытать судьбу.
Но не стану забегать вперед, рассказывая в самом начале о том, что узнал и увидел много позже. В тот день, когда речь только-только зашла о странном и неожиданном с точки зрения нашего знакомого поступке Каньяра, я практически ничего еще не знал об Орьете. Название было мне знакомо. Оно сидело в памяти где-то рядом с названиями других диковинных мест Галактики - таких, как Рэнти-14 с его кислотными океанами и странной жизнью, сокрытой в их глубинах, как населенная призраками Лабента, как Уаганга уж и не помню, чем же она знаменита. Сообщения о таких мирах появляются обычно среди заметок о всяческих курьезах, которых предостаточно во Вселенной, но которые, по большей части, не оказывают ровно никакого влияния на нашу повседневную жизнь. Именно таким курьезом была для меня тогда Орьета. Я еще не мог знать, сколь важное место в моей жизни суждено занять этой планете.
Признаюсь, я вздохнул с облегчением, когда знакомый, посмеиваясь, рассказал мне, что же именно привлекло Каньяра на Орьете. Зная страсть моего друга ко всякой экзотике, я испугался, что это окажется та самая планета, где прямо на глазах вырастали и взрывались огнедышащие горы, или же мир, где, как рассказывали, исполнялись все самые сокровенные желания, поскольку произраставшие там растения наполняли атмосферу наркотическими веществами, стимулирующими управляемые подсознанием галлюцинации у попавших туда людей, или же так привлекательный внешне мир, населенный странными, похожими на мыльные пузыри существами, где по неведомым причинам погибло уже несколько экспедиций.
Я беспокоился напрасно - Орьета была совсем не такой.
Можно сказать, что она была совершенно обыкновенной планетой, и только некоторые особенности образа жизни населявших Орьету аборигенов позволяли рассматривать ее в качестве курьезного мира. Аборигены Орьеты были гуманоидами. Даже не просто гуманоидами - они практически ничем не отличались от обыкновенных людей. Отличия были несущественными удлиненные, по сравнению с человеческими, мочки ушей, пара лишних ребер, всего двадцать восемь зубов во рту... Повстречайся вам в человеческой толпе абориген Орьеты - если, конечно, он будет соответствующим образом одет - и вы пройдете мимо, не обратив на него внимания. Даже более того: оказалось, что и на генетическом уровне сходство между людьми и аборигенами очень велико. Настолько, что позволяет думать о каком-то отдаленном родстве или поразительном случае конвергенции в развитии двух неродственных жизненных форм. Как установил профессор Айдонг Четырнадцатый, анализируя материалы, доставленные первой экспедицией на Орьету, жители Земли вполне могли бы жениться на орьетских женщинах, и наоборот, орьетские мужчины могли бы брать в жены землянок.
Что, впрочем, на повестке дня не стоит как из-за удаленности Орьеты от Земли, так и из-за специфических брачных обычаев аборигенов, о которых я расскажу несколько позже. Ведь именно из-за этих, так сказать, обычаев, и отправился туда Каньяр.
Как рассказал мой знакомый, у орьетских женщин, оказывается, рождались только и исключительно мальчики. Именно из-за этого странного обстоятельства, сразу вспомнил я, и попала Орьета в разряд курьезных миров. Представьте себе картинку: год за годом, столетие за столетием рождаются одни только мальчики, и тем не менее народ не вымирает и живет, в общем-то, припеваючи. И это при достаточно примитивном образе жизни аборигенов. Их цивилизация не достигла пока сколько-нибудь значительных высот, так что ни о какой технологии, позволившей бы им решить "женский вопрос", и речи быть не может. Как и о партеногенезе - для него как раз мальчики и не нужны. В общем, загадка - девочки не рождаются, и тем не менее каждый мужчина находит себе подругу и создает семью. И способ, который они для этого применяют, весьма своеобразен.
Дело в том, что аборигены Орьеты - весьма искусные резчики по дереву. Сказываются и природная одаренность, и вековые традиции, и, наконец, хорошая школа, которую они проходят с малолетства. Исследователи из первой экспедиции не сразу сумели понять, что искусство резьбы по дереву необходимо аборигенам не просто для украшения быта. Без этого искусства сама жизнь на Орьете остановилась бы. Ибо, когда юноша-абориген становится мужчиной, и приходит его время найти себе подругу, у него есть для этого лишь один способ - создать собственными руками ту, которая отвечала бы его идеалу. Он идет в Священный лес - такой лес растет неподалеку от каждой деревни - срубает там одно из священных деревьев туганда и - как ведь все просто получается у народов, населяющих отдаленные области Галактики! вырезает из этого дерева свою избранницу. Такую, какой он желает ее видеть. По прошествии некоторого времени - порой, весьма значительного - и после совершения определенных обрядов, наблюдать которые исследователям не удалось, деревянная Галатея оживает и готова составить счастье всей жизни новоявленного Пигмалиона.
