Олег Корабельников - Маленький трактат о лягушке и лягушатнике
Обзор книги Олег Корабельников - Маленький трактат о лягушке и лягушатнике
Корабельников Олег
Маленький трактат о лягушке и лягушатнике
Олег Корабельников
Маленький трактат о лягушке и лягушатнике
1
С самого утра, порой задерживаясь до ночи, он просиживал в своей лаборатории - маленькой полуподвальной комнате, где зимой было слишком холодно, а летом душно. Эта комната за последние пять лет стала более родной ему, чем его одинокая холостяцкая квартира. Там было пусто, неуютно, только телевизор оживлял ее своими плоскими тенями и голосами, а здесь, в лаборатории, весь день, особенно ближе к вечеру, заливались, пели лягушки, словно в родной луже под июльской луной.
Начав свою работу, он сразу же избрал лягушек. Материал, проверенный веками, благодатный и неприхотливый, словно бы специально был создан для физиологии. Лягушек он любил той корыстной любовью, какой любят скот. Оборудовав для них террариумы с подогревом, он впервые нарушил бытовавшие в институте правила, по которым лягушек держали в эмалированных ведрах, навалом, отчего они гибли десятками. Своим нововведением он не столько доказал любовь к животным, сколько практицизм и бережливость. Для его опытов требовалось слишком много лягушек.
Скоро его лабораторию прозвали "лягушатником" и его самого за глаза называли тоже Лягушатником, хотя у него было нормальное имя - Вадим. Он знал об этом и не слишком обижался, потому что и сам называл себя этим прозвищем. Лягушатник так Лягушатник, ничуть не хуже какой-нибудь Анкилостомы, получившей эту кличку от студентов.
Сам Лягушатник уважал своих подопечных. Они нравились ему за неприхотливость, живучесть, и порой он ловил себя на жалости к их мукам. Но их смерть превращалась в колонки цифр, таблицы, графики, стройные выводы, обещавшие близкое завершение интересной работы. Своей смертью они хоть немного, но отодвигали смерть людей, больных неизлечимой болезнью. Собственно, вся работа и была направлена на поиски новой закономерности в физиологии живого организма. Жизнь - это и объединяло человека и лягушку.
В соседней лаборатории работала Анкилостома. Звали ее так из-за привычки наклонять голову влево, что в сознании студентов ассоциировалось с внешним видом червя кривоголовки, по латыни - анкилостома. Несколько ободранных дворняжек отдавали ей свой желудочный сок, сочившийся из фистул в животе. В глубине души она была честолюбивой и, кажется, уже получила какие-то результаты, идущие вразрез с теорией, с помощью которой еще пытались объяснить всю физиологию.
Когда у нее удавался опыт, она приходила в лабораторию Лягушатника, садилась за его спиной и молча, с улыбкой наблюдала за его работой. Ей хотелось сразу же похвастаться, но она тянула время, болтала о пустяках и так и не говорила о главном: удивление и признание одного Лягушатника было слишком малой платой за ее работу.
Давным-давно, еще в студенческие годы, Вадим жил в общежитии, Алла - у родителей. Он приходил к ней каждый вечер, пил чай с вареньем, потом они уходили в комнату, сплошь забитую книгами ее отца, чтобы готовиться к занятиям, но сами сидели, разговаривали, ссорились и целовались и, наверное, были влюблены друг в друга.
Они и в СНО ходили вместе со второго курса. После окончания института Аллу сразу же оставили на кафедре, а Вадим поехал по направлению в район, работать врачом, где и застрял на три года. Тогда они едва не поженились, и если бы это случилось, то им бы пришлось ехать вместе. Алла предпочла науку и городскую квартиру, и Вадим рассердился, наговорил ей кучу резкостей, она тоже не осталась в долгу, и они расстались. Сначала он переживал, но потом рассудил, что в общем-то это к лучшему, что хорошей жены из Аллы все равно не получилось бы, и уж если рвать, то сразу. В маленьком районном городке он продолжал свои опыты. Не хватало реактивов и оборудования, литературы и помещения, но он был упорен и через три года, написав статью, послал ее в институт, на кафедру физиологии, где о нем помнили, и вскоре пригласили работать к себе.
Там он встретил Аллу. Встреча их была не слишком холодной; казалось, все между ними забыто, все потеряно и начинать сначала уже никому не хотелось. Она так и не вышла замуж, да и он не женился, а пожив недолго в общежитии, получил квартиру, обставил ее, как уж пришлось, и ушел с головой в работу. Кандидатские диссертации они защитили почти одновременно, на общем банкете сидели рядом, он вывел ее за руку из зала и хотел было сказать ей, что вот и мечты их исполнились, и годы проходят, и стареют они, и много еще всякого, но так ничего и не сказал, а просто стоял, курил, отшучивался, посмеивался над ее привычкой наклонять голову к плечу, хотя и знал, что это из-за болезни, перенесенной в детстве. Она тоже язвила, хотя, быть может, и ей хотелось сказать что-нибудь ласковое и простое.
Отношения у них установились дружеские, но с постоянным подтруниванием друг над другом, с намеками, шутками, понятными лишь им двоим.
Возвращаясь в свою квартиру, он ощущал ее неприветливость и необжитость, наскоро протирал пол, готовил немудреный ужин и садился за книги или за английский язык. Рассматривая по утрам в зеркало свое лицо, некрасивое, слишком бледное от постоянной работы, с кругами под глазами и первыми морщинами, он думал, что так, наверное, и придется прожить всю жизнь холостяком, жалел себя, но самую малость. Те женщины, которые окружали его, не нравились своими претензиями и капризами. Он хотел видеть в своей возможной жене спокойного и доброго человека, без всех этих разговоров о цели жизни, без ненужного, как он считал, для женщины образования, а просто-напросто ему нужна была обыкновенная хозяйка, чтобы и дома было чисто, и обед приготовлен из трех блюд, и чтобы именно он, мужчина, оставался главным в доме, а жена - только женой. Но знакомиться на улице он не умел, на танцы не ходил, а на работе такие ему не попадались. Он так и жил холостяком, рубашки стирал сам, к одиночеству почти привык, а свою любовь отдавал только лягушкам.
2
Однажды Алла пришла к нему в лабораторию отдохнуть от собачьего визга, села на привычное место и, как всегда, стала говорить не то, что хотела, а то, что было принято между ними.
- Ну как? - спросила она. - Скоро ли получишь человека-амфибию?
- Наверное, никогда, - рассеянно ответил он, занятый опытом. - Да и зачем? Просто люди и просто амфибии намного лучше.
- Тебе уже за тридцать, а ты нянчишься только с амфибиями. Если лучше просто люди, то что же тебе мешает.
- Недостаток времени. Но если бы ты вышла за меня, то я бы бросил лягушек.
- Да я хоть сейчас! Хоть здесь же! Но ведь твои лягушки умрут от тоски. Это будет несправедливо.
- Да. А твои псы перебесятся от ревности. Так что ничего не поделаешь, - ответил он, втыкая очередной электрод в лягушачью лапку.
