Роджер Желязны - Одержимость коллекционера
Обзор книги Роджер Желязны - Одержимость коллекционера
Роджер Желязны
Одержимость коллекционера
— Что ты здесь делаешь, человек?
— Это длинная история.
— Прекрасно, я люблю длинные истории. Садись и рассказывай. Нет, только не на меня!
— Извини. Так вот, я здесь из-за моего дядюшки, он сказочно богатый...
— Подожди. Что значит «богатый»?
— Ну, очень состоятельный.
— А что такое «состоятельный»?
— Хм. У него куча денег.
— Что такое «деньги»?
— Ты, кажется, хотел услышать мою историю?
— Да, но я хотел бы понимать, что ты говоришь.
— Извини, Булыжник, но я и сам тут не все понимаю.
— Меня зовут Камень.
— Ладно, пускай Камень. Предполагалось, что дядюшка, человек с весом, пошлет меня учиться в Космическую Академию, но он этого не сделал. Ему больше по вкусу гуманитарное образование. И он отправил меня в университет, в эту допотопную скукотищу, изучать негуманоидные цивилизации. Улавливаешь мою мысль?
— Не совсем, но, чтобы оценить, не обязательно понимать.
— Вот и я то же говорю. Мне вовек не понять дядю Сиднея, но я вполне оценил его возмутительные вкусы, сорочьи наклонности и страсть вечно путаться в чужие дела. До того оценил, что даже тошнит. А больше мне ничего не остается. Дядюшка — плотоядный идол всего нашего семейства и обожает ставить на своем. К несчастью, он у нас еще и единственный денежный мешок, а отсюда следует так же неукоснительно, как ИКССТ за ЭЗЕНТОМ, что он стоит на своем всегда, во всех случаях без исключения.
— Эти ваши деньги, как видно, очень важное вещество.
— Настолько важное, что загнало меня за десять тысяч световых лет на безымянную планету... кстати, я как раз подобрал для нее имя: Сквернида.
— ДЗАТТ невысокого полета — жаден, гадина, потому у него и полет невысок.
— Да, я заметил. Хотя ведь ДЗАТТ — это мох, так?
— Так.
— Отлично, значит, с упаковкой будет проще.
— Что такое «упаковка»?
— Это когда кладут что-нибудь в ящик, чтобы переправить куда-нибудь в другое место.
— То есть передвинуть?
— Примерно.
— А что ты собираешься упаковать?
— Тебя, Камень.
— Но я не из тех, которые скользят...
— Послушай, мой дядюшка коллекционирует камни, понял? А вы тут — разумные минералы, единственные на всю галактику. И притом ты самый большой, другого такого крупного я еще не встречал. Улавливаешь мою мысль?
— Да, но я никуда не хочу двигаться.
— А почему? Ты будешь самый главный во всей дядюшкиной коллекции. Вроде как в стране слепых и кривой — король, да простится мне такое вольное сравнение.
— Пожалуйста, не надо сравнений. Не знаю, что это означает, но звучит отвратительно. А откуда твой дядюшка узнал про нашу планету?
— Один мой наставник вычитал про нее в бортовом журнале старинного космического корабля. Наставник, видишь ли, собирал коллекцию старых бортовых журналов. А журнал этот вел некий капитан Красогор, он совершил тут у вас посадку несколько веков назад и подолгу беседовал с вашим братом.
— Как же, как же, славный старый ворчун Красогор! Что-то он поделывает? Передай ему привет и...
— Он умер.
— Что ты сказал?
— Красогор умер. Кончился. Загнулся. Отдал концы. Вздиблился.
— Да неужели! Когда же это случилось? Я уверен, это было прекрасное зрелище, просто великолепное...
— Право, не знаю. Но я сообщил о вашей планете дядюшке, и он решил, что ты ему необходим для коллекции. Потому я и прилетел, он послал меня за тобой.
— Это очень лестно, но я никак не могу с тобой лететь. Мне уже скоро пора диблиться...
— Знаю, я все прочитал про дибленье в журнале капитана Красогора, только дяде Сиднею не показал. Загодя выдрал эти страницы. Пускай он будет поблизости, когда ты вздиблишься. Тогда я получу в наследство его деньги и уж сумею щедро вознаградить себя за то, что не попал в Космическую Академию. Во-первых, заделаюсь горьким пьяницей, во-вторых, стану распутничать вовсю... а может, в обратном порядке...
— Но я хочу диблиться здесь, среди всего, с чем я сросся нераздельно!
— Вот лом. Я тебя от всего этого отделю.
— Только попробуй, я сию же минуту вздиблюсь.
— Ну нет. Прежде чем завести этот разговор, я высчитал твою массу. В земных условиях пройдет по меньшей мере восемь месяцев, пока ты достигнешь нужной величины.
— Да, верно, я хотел тебя обмануть. Но неужели ты не знаешь жалости? Я провел здесь столько веков, с тех пор как был совсем маленьким Камешком. Здесь жили мои предки. Я так старательно собирал мою коллекцию атомов, ни у кого в окрестности нет лучшей молекулярной структуры. И вдруг... вырвать меня отсюда, когда вот-вот настанет время диблиться... с твоей стороны это просто бескаменно!
— Не горюй, все не так страшно. Уверяю тебя, на Земле ты сможешь пополнить свою коллекцию самыми прекрасными атомами. И ты увидишь такие места, где еще не бывал ни один Камень с твоей планеты.
— Слабое утешение. Я хочу, чтобы мои друзья видели, как я диблюсь.
— Боюсь, что об этом не может быть и речи.
— Ты очень жестокий, человек. Надеюсь, ты будешь поблизости, когда я вздиблюсь.
— Когда настанет час этого события, я уж постараюсь оказаться подальше, ведь у меня впереди шикарные кутежи.
На Скверниде сила тяжести гораздо меньше земной, так что Камень без труда удалось подкатить к планетолету, упаковать и с помощью лебедки водворить внутрь, по соседству с атомным двигателем. Но планетолет был легкий, спортивный; чтобы приспособить его для скоростных пробегов, владелец снял часть защитной брони; вот почему камень вдруг ощутил жар вулканического опьянения, почти мгновенно прибавил к своей коллекции самые что ни на есть отборные образчики — и тут же вздиблился.
Огромным грибом он взметнулся ввысь, потом мощными волнами разнесся над равнинами Скверниды. Несколько юных Камней низринулись с пыльных небес, отчаянным воплем на общей всем в этих краях волне возвещая о муках своего рождения.
— Взорвался, — сквозь треск разрядов промолвил один из дальних соседей. — И раньше, чем я думал. А каким жаром обдает, одно удовольствие!
— Да, великолепно вздиблился, — подтвердил другой. — Что ж, если ты хороший коллекционер, твои труды всегда увенчаются успехом.
