Журнал «Если» - «Если», 2012 № 08
Журнал «Если» - «Если», 2012 № 08 краткое содержание
Да что говорить об этих туземцах: и внешне, и внутренне они заслуживают только презрения… Во все исторические времена молодые карьеристы из метрополии придерживались подобных взглядов.
Памела САРДЖЕНТ. КЛУБНИЧНЫЕ ПТИЧКИ
Как ни распутывай нити, некоторые все равно оборвутся.
Максим ХОРСУН. ПОКИДАЯ «МАРРАКЕШ»
Этот нелогичный и непредсказуемый человеческий фактор…
Ольга МОИСЕЕВА. ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
Ну, и как с ними найдешь общий язык? Легче извести «под корень».
Кен ЛЮ. ИСЧИСЛЯЕМЫЙ
Оказывается, математика, которая «доставала» нас в школе, уже тогда была способна изменить мир.
ЙОСС. СИНДРОМ ШАНГРИ-ЛА № 14
Хотя диагноз, поставленный человечеству, неутешителен, но сам автор относится к нему без паники.
Ян КРИЗИ. ДОРОЖЕ ЗОЛОТА
Всеобщее равенство можно понимать по-разному. И всегда есть искушение сделать его тотальным.
Руди РЮКЕР, Эйлин ГАНН. ЧЕЛОВЕК ИЗ УЛЬЯ
…на этот раз технологического.
Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ. НЕ В БОГА, ТАК ХОТЯ БЫ В ДАРВИНА…
Нынешний «Прометей», увы, не подарил людям огонь.
Вл. ГАКОВ. МЕЧТЕ НАВСТРЕЧУ
Вот мы и добрались до «шестидесятников». Кстати, золотое было время…
ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ
Танки снова в моде. А уж о том факте, что это мистические создания, мы давно догадывались.
Сергей ШИКАРЕВ. ВЕЛИКИЙ УРАВНИТЕЛЬ
Быть таким, как все, на самом деле совсем не просто.
Дмитрий ВОЛОДИХИН. РАСЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ
Каждый новый роман популярного пермского писателя неизменно привлекает внимание. Однако нынешней книге московский критик готов выставить счет.
РЕЦЕНЗИИ
В сегодняшнем «меню»: нестареющая классика, боевики, космоопера, социальная НФ — и писательское противостояние политкорректности.
КУРСОР
Его произведения воспитали четыре поколения любителей фантастики. И вот не стало живой легенды…
ПЕРСОНАЛИИ
Приятно встретить давно знакомые имена, не менее отрадно познакомиться и с новыми.
Фантастика № 8 (234)
Если
Проза
Памела Сарджент
Клубничные птички
Маэрлин Лоэгинс появилась в их доме внезапно, словно принесенная сильным ветром. И за несколько минут убедила маму Эдди, что она и есть тот самый человек, который должен поселиться у них в свободной комнате. Эдди еще никогда не видела, чтобы мама соглашалась так быстро.
— Вы выглядите постарше большинства студентов, — сказала мама. — Более зрелой, я хочу сказать.
— Я поздно поступила в колледж, — объяснила Маэрлин Лоэгинс, — к тому же я уже в магистратуре.
У нее был странный акцент, и она произносила свое имя так, что оно звучало, как будто она приехала откуда-то издалека: «Май-эр-лин Лоу-эгинс». По крайней мере так показалось Эдди.
— В магистратуре? — переспросила мама Эдди.
— Да, на физическом факультете.
— Это факультет моего мужа. Не знала, что среди студентов-физиков есть женщины.
— Нас там всего двое. — Маэрлин Лоэгинс подняла брови. Она была такой низкорослой, что Эдди даже не приходилось задирать голову, чтобы заглянуть ей в лицо. Эдди понравились и большие карие глаза, и короткие блестящие черные волосы, и бледно-голубое платье, и то, как легко она держит в руке большой чемодан. Выглядела новая жилица живой и решительной, не то что мать, которая стояла ссутулившись и с таким видом, словно собиралась вернуться в постель.
Детей в семье было четверо: Эдди, ее младший брат и еще двое близнецов, мальчик и девочка — так что забот у матери хватало. Отец был аспирантом и лаборантом на физическом факультете Хейсовского университета. Там он выводил мелом на доске какие-то непонятные значки и наблюдал за студентами, которые создавали радугу при помощи кусков стекла. Еще они экспериментировали с какой-то «наклонной плоскостью» — при этих словах Эдди всегда представляла себе самолет, завалившийся набок и опирающийся на одно крыло. Пока отец занимался этими загадочными делами, мать металась по дому, вечно озабоченная и расстроенная, то опекая Эдди и Сирила, то согревая очередную бутылочку для кого-то из двойняшек.
Теперь, подумала Эдди, у мамы будет помощница. Ее родители поместили объявление в газете, предлагая студенту колледжа свободную комнату, стол и скромное вознаграждение в надежде, что кто-то будет присматривать за детьми — особенно за Сирилом, который совсем не был готов идти этой осенью в школу, даже в детский садик, и, может быть, никогда не будет готов.
Мама Эдди посмотрела на Маэрлин Лоэгинс поверх письма, которое та ей вручила.
— Профессор Эберхардт очень вас хвалит и говорит, что ему жаль с вами расставаться. Почему вы решили уйти?
— Их сынишка этой осенью уедет в школу-интернат, и моя помощь больше не понадобится.
«Школа-интернат», — подумала Эдди. Это звучало завлекательно и в то же время пугающе.
Мать нахмурилась.
— Я и не знала, что Сэм уже идет в школу. Не рановато ли?
— Ему почти десять. Мне кажется, он рад, что уезжает, хотя миссис Эберхардт, похоже, расстроена… И я подумала, что будет неплохо, если я поселюсь у преподавателя своего факультета — хотя, конечно, жить в доме профессора истории было чрезвычайно познавательно.
Внезапно Маэрлин Лоэгинс шагнула к Эдди.
— Аделаида, не соси палец! — сказала она (Эдди отскочила назад и поспешно опустила руку). — Это негигиенично, к тому же подобная привычка может деформировать зубы. — В ее голосе послышались жесткие командные нотки.
— Ну что ж, — вздохнула мама Эдди. — Я рада. Конечно, вам еще придется поговорить с моим мужем, но я уверена, он согласится…
— Оливер Альмстед? Уже согласился! — заверила Маэрлин Лоэгинс.
Мама Эдди удивленно посмотрела на нее.
— Видите ли, миссис Альмстед, сегодня утром, прежде чем отправиться сюда, я с ним переговорила. Он сказал, что ему достаточно рекомендации профессора Эберхардта, но окончательное решение за вами.
— Ну и хорошо. Тогда… — Эдди уловила в голосе матери неуверенные нотки. — Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Надеюсь… одним словом, она не очень большая.
— Ничего страшного, — отозвалась Маэрлин Лоэгинс. — Мне нужно еще перенести несколько книжек от профессора Эберхардта, но все основное у меня здесь. — Она показала на чемодан.
В глубине дома запищали близнецы, Гэйл и Гэри, а когда миссис Альмстед повела Маэрлин Лоэгинс к лестнице, писк превратился в рев.
— Кто-то очень расстроен, — заметила Маэрлин Лоэгинс (у нее это прозвучало как «ра-эс-строен»).
— Ох, боже мой! Аделаида, ты не проводишь Маэрлин наверх? Мне надо подогреть бутылочки для двойняшек.
И она ускользнула, прежде чем Эдди успела ответить.
Эдди подвела Маэрлин Лоэгинс к узкой лестнице и первая начала взбираться по ступеням.
— Это папин кабинет, — она махнула рукой в сторону закрытой двери наверху, сразу перед лестничной площадкой. — Он любит, чтобы в доме у него было тихое место. Иногда даже спит здесь, когда близнецы сильно кричат.
Маэрлин Лоэгинс взглянула на дверь с таким свирепым выражением, что Эдди испугалась, не сболтнула ли чего лишнего.
— Он… он… — Эдди тряхнула головой, не желая рассказывать, что отец иногда приходит мрачный и прямиком идет к себе в кабинет, не говоря никому ни слова. Поскольку по выходным он работал на страховую компанию, а по будням — в университетских лабораториях и классах, виделись они не так уж часто. Зарабатывал он продажей страховок и еще чем-то, что называлось «солдатский билль» (Эдди при этом представлялся солдат, который бил кулаком по столу с лежащим на нем клочком бумаги, наподобие тех покрытых цифрами листков, которые часто приходили родителям по почте).
— Наверное, ему нужны покой и тишина, чтобы работать, — сказала Маэрлин Лоэгинс.
— Мы не так уж и шумим, по крайней мере мы с Сирилом. Гэйл и Гэри часто кричат, но они же еще маленькие, и все равно сверху их почти не слышно.
Эдди уже различала невнятные звуки, доносившиеся из комнаты в конце короткого коридорчика. Сирил порой мог по нескольку часов кряду сидеть и вот так гудеть себе под нос, уставившись в стену.
Она отвернулась от кабинета и показала на дверь справа:
— А вот и ваша комната.
Маэрлин Лоэгинс отворила дверь. Эдди последовала за ней. В комнате были одна кровать, накрытая стеганым одеялом, маленький ночной столик с лампой, на полу — потертый красный коврик, на окне — белые матерчатые занавески, которые мама Эдди сделала из простыней. Эдди бы предпочла, чтобы эту комнату отдали ей, пусть даже и маленькую; ей совсем не нравилось делить спальню с Сирилом.
