Павел Шумил - К вопросу о природе семейного счастья
Обзор книги Павел Шумил - К вопросу о природе семейного счастья
ПОЧЕМУ?
или
ОТКУДА БЕРУТСЯ ЛЮДИ?
Почему взялся за эту повесть? Из-за старой обиды. Обидели меня братья Стругацкие. Откуда взялся Саул Репнин? Куда исчез? Как из ХХ века попал в мир «Полудня», каким образом вернулся?
Не помню, в каком году попала мне в руки «Попытка к бегству», но после нее перечитал еще раз все книги Стругацких, какие только мог достать. О Репнине ничего нового не узнал, но задумался. Почему и на Гиганде, и на Сауле, и на Саракше, и на Надежде живут люди? Не гуманоиды, а именно люди. Ведь есть же у Стругацких негуманоидные разумные расы...
Много лет спустя вижу на книжном лотке книгу из серии «Миры братьев Стругацких» — «Время учеников». Прочитал предисловие, подумал: «Нет, не потянут». И пошел дальше. Но загорелся идеей. Как бы я написал такую книгу? Дать вторую жизнь героям Стругацких? Не получится. Серьезной вещи не получится. Работать с чужими героями — для этого нужно писать лучше автора. Иначе пародия выйдет. Но поместить действие в один из их миров — почему нет? Сюжет — местные жители обнаруживают прогрессоров и стараются вытурить их с планеты. Операция «Зеркало» наоборот. Какую планету взять? Дон Рэба в Арканаре подобный подвиг совершил. Прогрессора вычислил и обезвредил. Саракш? Максиму Камереру там и так досталось. А мир «Парня из преисподней» очень даже подходит. Развитая техническая цивилизация, прогрессоров там — пруд пруди. Почему бы одному не засыпаться? Через два дня покупаю «Время учеников», открываю... «Змеиное молоко»! Я только задумал, а Успенский успел напечатать. Прощай, идея. Какой мир еще никто не продолжил? «Град обреченный». Герой на дельтаплане спускается с уступа на уступ, погружаясь одновременно в прошлое, и пытается выяснить, кто, когда и зачем организовал Эксперимент. Хорошая тема? Даже слишком. Для Пола Андерсона — в самый раз. Может, когда и напишу.
И тут вспомнилась детская обида. А вместе с ней — вопрос: откуда берутся люди? Опять же странники... в молодости... Так родилась эта повесть.
А идея сыграть на чужом поле оказалась очень заманчивой. Одной повестью дело не кончилось. Вскоре родился роман «Эмбер.Чужая игра», объединяющий миры Желязны и Стругацких.
P.S.
Узнал я, как в роман попал Саул Репнин. В 1998 году на семинаре Бориса Натановича Стругацкого услышал от самого автора. «А вот! Захотели — и переместили жителя двадцатого века в будущее. Фантасты мы, или не фантасты?»
Вот так.
Шумил Павел
ЖЕСТОКИЕ СКАЗКИ
СКАЗКА N3
К ВОПРОСУ О ПРИРОДЕ СЕМЕЙНОГО СЧАСТЬЯ
— Между делом, — сказал Антон задумчиво.
— Между делом ли? ЕН 7031 числится в плане
исследований…
— Да, ты говорил об этом. Экспедиция не
состоялась.
— Экспедиция не состоялась. А между тем,
ЕН 7031 находится в списке звезд, лежащих
на гипотетическом пути Странников.
Аркадий Стругацкий
Борис Стругацкий
ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
… Бор вернулся из драйва, положил тяжелые кулаки на стол и сказал:
— Все! Я в эти игры не играю.
И тогда мне стало страшно. Потому что Бор был десантник от бога. Потому что, если он сломался, то что же с нами будет?
Тон хотел свести все на шутку.
— Куда же ты пойдешь? Ты ж кроме десанта ничего не знаешь.
— Отдохну, осмотрюсь. Баб трахать буду. Детей заведу. Я последний в роду. Мне род продолжать надо.
А Мета сказала:
— Я под тебя лягу и рожу тебе ребенка. Не уходи из десанта.
Все знали, что Бор и Мета терпеть друг друга не могли. Бор долго-долго на нее смотрел, а потом сказал:
— На что ты мне такая нужна? Нервы портить? Пройдешь психоформирование с импринтингом, с оптимизацией под мой психопрофиль, тогда подумаю.
— Пройду. Какой глубины?
— Ноль восемьдесят пять.
Люди нашей профессии всякого повидали, но тут наступила тишина. У нас в десанте имеется много разных штучек, о которых простым смертным лучше не знать. Психотроника — одна из таких игрушек. Согласиться на оптимизацию под чужой психопрофиль — это значит потерять себя. Стать новой личностью. А с импринтингом — это значит стать рабом. В данном случае — рабыней. Идеальной рабыней для Бора, имеющей лишь 15% свободы воли.
— Мета, прекрати, — неуверенно проговорил Тон.
— Я серьезно. Мало нас что-ли в драйвах гибнет. Считайте, что усохла в драйве. Если Бор вернется в десант, значит жила не зря. Всем понятно?
Мета заводная. Я смотрел на нее и думал, останется ли она такой же красивой, если Бор не отступит. Черт возьми, конечно останется. Ее красоту даже шрамы не портят. Напротив, загадочности придают. Хочется провести по ним пальцем, взять лицо в ладони… Тьфу! О чем я думаю! Бор должен отступить. Неужели он не понимает?..
Бор не отступил.
— Сниму психопрофиль. У тебя полчаса, — сказал он и вышел.
— Ты на фонтан села? — зло спросил Ген. — Тебе по голове настучать или по заднице? Я торможу Бора.
Апельсин врезался в дверь рядом с его головой. И разлетелся как снежок. Ген остановился, медленно развернулся и стер ладонью брызги с лица.
— От винта, Ген. Спасибо за заботу, но я уже в драйве. Парни, у кого есть, чем горло промочить?
Я достал из заднего кармана фляжку с коньяком, и оказался третьим. Мета обвела релаксационную взглядом, выдернула нож из ножен в голенище сапога и разрезала пять апельсинов пополам. Потом, взяв половинку, воткнула над вазой нож в мякоть, провернула, вырезав лунку.
— Чем не стаканы? Сом, наливай.
Мы разобрали импровизированную посуду.
— За Мету, — сказала она. — Славная была девчонка, хотя и стерва немалая. Если кому-то копыта отдавила, не держите на нее зла.
Я выпил коньяк и закусил апельсином. Пальцы стали липкими от сока. Вкуса не почувствовал. В голове две мысли: «Бор остается в десанте» и «Нельзя же так, в самом деле!»
— Проглоты! Какого черта посуду съели? Вам же хуже! Мне больше достанется, — обругала нас Мета и приложилась прямо к горлышку. — А помнишь, Ник, как ты нас с Геном вытаскивал?
Я кивнул. Вытаскивать — моя работа. Но, чтобы я смог вытащить, десантник должен дойти до круга возврата. Они не дошли до него пяти километров. Это предельная дистанция. Сфера захвата сжалась до полутора метров и скакала как поплавок на волнах. Она и на самом деле была поплавком, так как штормило, с океана накатывали на берег четырехметровые валы, и я никак не мог скомпенсировать гравитацию от перемещения водяных масс в полосе прибоя. Ни один компьютер не может справиться с такой задачей, потому что у него нет интуиции. Человек тоже не может. Ему не хватает скорости реакции. Но все же, я их вытащил. Мокрых, истекающих кровью. Сжавшихся, чтобы облегчить мне работу. Обнявших друг друга. Клубок рук и ног вокруг коробочки маяка. Вытащил… Двоих из четверых. Бывало и хуже. До двух оставшихся маяков было двадцать семь и сто девять километров. На удалении двадцать семь я мог бы вытащить муравья. Но не человека. И координаты маяков оставались неизменными. Пока не сели аккумуляторы. Усохли парни…
Хирурги предпочитают не знать близко того, кого режут. Это не мой стиль. Я хочу знать, кто там. Чтоб бороться не за абстрактного представителя высших приматов, а за живого, теплого человека. Чтоб живот охватывало холодом и дрожали руки. Потому что, если я ошибусь, то как раз зарежу. Разрежу пополам. Вытащу половину. Как было с Томом.
Том почти дошел. Пять тысяч двести метров до круга. Он полз из последних сил и волочил за собой ногу. Там была ночь, тихая и безветренная. Океан застыл как стекло. Я мог очень точно нацелить сферу. Но Том в нее не вмещался. Если б он подтянул ноги… Мы с медиками час ждали, но он не шевелился. Тогда я принял решение. Сжал сферу до метра и первым захватом вытащил ноги. На десять сантиметров выше колен, чтоб не изуродовать коленный сустав. Вторым захватом — тело и два центнера пропитанного кровью песка.
Медики пришили ему ноги, залатали остальные прорехи в шкуре, но в драйвы он больше не ходит. Дежурит за пультом, подменяет эндеров, пока маяки далеко от круга. И уже третий год в этот день ставит мне бутылку. Утверждает, что будь на финише кто другой, ковылять бы ему на протезах. Хотя, как я уже сказал, погода в тот день была тихая. Любой эндер бы справился…
Бор появился в дверном проеме, но входить не стал. Так и стоял, засунув руки в карманы, прислонившись к косяку.
— Я настроил аппаратуру. Осталось надеть шлем и нажать кнопку. Все в твоих руках, Мета.
— Ты не знаешь, какая я стерва, Бор. Шлем я надену, но кнопку нажмешь ты. Тебя будет мучить совесть и ночные кошмары до конца жизни.
— Твоими стараниями конец наступит быстро. Назови хоть одного из наших, дожившего до сорока пяти.
Мета протянула ему фляжку.
— Хлебни для храбрости.
— Спасибо. Я нажму кнопку, но по твоей команде. Вдруг передумаешь. Я не обижусь.
Так, препираясь, они ушли в «психушку».
А мы остались.
Каждый думал очень о многом. И боялся поднять глаза. Чтоб не встретиться с кем-то взглядом. Любой хотел бы очутиться на месте Бора. Мы все слегка сходили с ума по Мете. Но кто пробовал целовать глыбу сухого льда? Впечатление острое и своеобразное. Вот так отшивала нас Мета. А Бору она достанется мягкая и послушная. Или, наоборот, острая и жгучая как перец. Но именно такая, какая ему нужна. Оптимизированная под него. Кто бы не мечтал об этом? Но Мета была одной из нас. Боевым товарищем. И мы боялись поднять глаза.
