Индра Незатейкина - Чур, я в домике!
Обзор книги Индра Незатейкина - Чур, я в домике!
Индра Незатейкина
Чур, я в домике!
Потому что ты уже был там, Нео. Ты ведь знаешь, куда ведет эта дорога, и ты знаешь, где она закончится. И я знаю: тебя это не устраивает.
х/ф «Матрица»
И где-то есть огонь, который нас согреет,
И милосердный свет всевидящих звезд…
Песня группы «Flёur»
В пятницу вечером, уходя с работы, Максим заглянул к вечно занятому начальнику.
— Сергей Владимирович, вы помните, что я с понедельника на неделю в отпуске?
Начальник устало посмотрел на Максима без всякого проблеска узнавания в глазах. Покрутил в пальцах карандаш, отбросил в сторону, стянул с головы гарнитуру.
— В отпуске, говоришь? А дела все передал?
— Конечно.
— А криптосистему в строй вводить?
— Без меня справятся.
— Уверен?
— Абсолютно. Там все настроено, осталось только включить. С интерфейсами, надеюсь, разберутся.
— А если не разберутся?
— Сергей Владимирович, я инструкцию написал. Подробную. В крайнем случае — ошибутся, увидят, что все плохо, воткнут правильно.
— Ну, ладно. Под твою ответственность. Если что, — смотри, звонками замучаем, — строго предупредил начальник.
Максим отстраненно пожал плечами:
— Меня не будет в городе.
Мысленно он был уже не здесь. Начальник хмыкнул вроде бы даже с некоторым интересом.
— А куда в отпуск-то?
— Домой, как обычно…
Максим зашел в общежитие, неудачно попался на глаза дежурной по этажу, и пришлось побеседовать с ней о велосипеде, загромождающем коридор общего пользования. Он умылся, вскипятил чаю, для чего пришлось в очередной раз чинить раздолбанный, советских еще времен тройник, вдоль и поперек перемотанный изолентой. Соседи буйно отмечали пятницу, и Максиму пришлось очень постараться, чтобы отбрыкаться от их настойчивых предложений выпить. До автобуса оставался час с небольшим. Максим переоделся в дорожное, взял собранный за несколько дней рюкзак, проверил в карманах ключи, деньги, документы и пошел на автостанцию.
На улице темнело, Киев провожал его осенней полупрозрачной желтизной каштанов и тополей, тихим, почти теплым безветрием.
Билеты на автобус были куплены заранее — забежал с утра перед работой. Пассажиров в салоне было человек десять — усталых, возвращавшихся с рынка, бабулек, угрюмых дачников с лопатами и саженцами в полиэтилене, сонных студентов, разъезжавшихся на выходные по домам.
За окнами сгущалась дрема южной осенней ночи. Ехали несколько часов. На редких остановках в кругах света под одинокими фонарными столбами сменялись немногочисленные пассажиры. Наконец, автобус развернулся у неработающего магазина в глухом поселке, высадил самых упорных и уехал обратно в Киев. Следующий отсюда будет только завтра утром.
Максим подождал, пока разойдутся несколько приехавших с ним пассажиров, прошел по пустынной неосвещенной улице поселка и свернул в боковой проулок. Асфальт исчез, и под ноги лег утоптанный песчаный грунт. Через несколько сотен метров дорогу преградил забор из колючей проволоки на бетонных столбах. Проволока была новенькая, еще не ржавая, тускло отливающая в свете взошедшей из-за леса Луны. И дырку, которая была здесь все лето, недавно заделали.
Максим прошел вдоль ограды, нашел место, где нижний ряд «колючки» отстоял от земли сантиметров на тридцать, разгреб песок, протолкнул рюкзак на ту сторону и сам осторожно протиснулся под проволокой. Он пересек изборожденную следами протекторов песчаную дорогу, оглянулся, с неудовольствием отметил слишком бросавшуюся в глаза свежую цепочку собственных следов и нырнул в лес.
Несколько часов он пробирался по старой лесной дороге, временами заваленной до непроходимого состояния. Потом вышел на просеку под линией электропередач. Свисающие с опор ЛЭП гирлянды прозрачных изоляторов красиво переливались в лунном свете. Покачивались на ветру, шелестя, посеребренные светом Луны кроны деревьев. Тени падали резкие, контрастные, заметные издалека.
Следующим этапом был печально известный мост через реку и перекресток рядом с ним, где нередко устраивались засады. Максим некоторое время тихо стоял на обочине в тени деревьев, пытаясь рассмотреть в темноте очертания милицейского «газика». Выждав минут десять и не заметив ничего подозрительного, он перебежал мост и сразу же свернул в придорожные заросли.
Позади остались несколько километров разбитой асфальтовой трассы, с которой то и дело приходилось сбегать на обочину и падать в траву, прячась от невесть куда мчащихся среди ночи легковушек, освещенные здания складов и лающие за бетонным забором собаки. Почти полная Луна все чаще скрывалась за быстро бегущими облаками, и тогда становилось трудно различить даже пальцы на вытянутой перед собой руке. Под утро похолодало, небо затянуло, и начался нудный мелкий дождь. Идти по редколесью и мокрой траве стало труднее, одежда и обувь быстро промокли. На рассвете Максим вышел к заброшенной деревне, проявившейся в тумане угрюмыми серыми тенями пустых домов с провалившимися крышами.
Он выбрал дом посохраннее, с целой крышей, и залез на чердак, где, к его удивлению, сохранилось сухое сено. Глянул для порядка показания дозиметра — как в Киеве. Расстелил туристический коврик, стянул с себя волглую одежду, завернулся в спальный мешок и мгновенно уснул под мерный перестук дождевых капель по старому толевому покрытию.
Проснулся он в середине дня. Дождь закончился, но было все еще сыро и зябко. Максим вышел в одичавший сад возле дома, стряхнул на лицо дождевой воды с листьев — умылся. Побродил среди корявых ветвистых яблонь, похожих на «ведьмины мётлы», подобрал три кособоких паданца. Вернулся в дом, перекусил тушенкой и яблочками, посмотрел карту. Деревня была не та, к которой он рассчитывал выйти, а впереди оставалось еще километров пятнадцать. Не так уж много, но днем по дорогам идти нельзя, придется по лесу.
Можно было бы вскипятить чаю, — судя по карте, чуть севернее деревни находились какие-то оросительные каналы, но жалко было терять время. К вечеру хотелось добраться до Припяти: там будет тепло, сухо и сколько угодно чая. Хотелось поскорее домой, и это желание подавляло все остальные.
Максим прошел через давно пустующую деревню. Выщербленный асфальт бывшей главной улицы устилали золотистые остроугольные листья болотного дуба. Корни деревьев подняли и взломали асфальт, трещины поросли изумрудным мхом, обочины толстым слоем занесли белый песок, сосновая хвоя и опавшие листья каждой осени, прошедшей с 1986-ого года. Сохранившаяся кое-где тусклая пунктирная линия разметки выглядела здесь нелепо до сюрреализма. Автобусная остановка с мозаичным узором, выложенным цветной плиткой, потонула в зарослях ольхи.
