Алексей Корепанов - Грустная Снегурочка
Обзор книги Алексей Корепанов - Грустная Снегурочка
Корепанов Алексей
Грустная Снегурочка
Корепанов Алексей
Грустная Снегурочка
Снегурочка была очень грустной. Как-то раз папа даже назвал ее
"Снегурочкой эпохи "ядерной зимы". Папа у меня юморист, а работает
инженером на агрегатном заводе. У них там приличная хоккейная команда,
я на все их матчи хожу, приходится даже смываться с последнего
урока.
Снегурочка была в белой шубке с блестками, белой шапке и розовых варежках, и смотрела так печально, словно и впрямь осталась одна-одинешенька среди бесконечной зимы.
В общем-то, жизнью я всегда был доволен. Ну, школа, конечно, уроки, от этого никуда не денешься, но зато сколько другого интересного! Взять хоккей возле школы. У нас там настоящая площадка со льдом, деревянными бортиками и воротами с сеткой, и даже два прожектора висят на столбах, так что играть можно хоть до ночи. Весь микрорайон там пасется. Или взять телевизор. И школьный радиокружок. И разные фантастические рассказы мы с Володькой Большаковым придумываем и друг другу рассказываем на переменах. А с Виталькой Мухиным сооружаем модели ракет. Раздобыли серу, селитру, древесный уголь, склеили корпус из кальки, сделали картонные стабилизаторы, носовую часть из пенопласта и - "три... два... один... - старт!" Долетела наша ракета до верхушек тополей, вильнула в сторону, пошла вниз и угодила точнехонько в открытую форточку пенсионера Костырина, вредного дядьки. После этого запуски пришлось временно отложить и перебазировать космодром вместе с оборудованием и техническим персоналом в другое место.
Ладно. А то никак до начала не доберусь. В общем, проиграли мы в тот вечер параллельщикам, шестому-"б", обидно проиграли, Мишка
Аксенов, лучший наш защитник, заболел, не пришел в школу, Нефедыч много водился, задавака, да и я верняк не забросил. Короче, один-шесть. После такого на переменах в коридор лучше не высовываться - засмеют "бэшники", это они умеют. Снял я коньки в раздевалке, повесил на клюшку, клюшку на плечо, портфель в руку - и домой. Даже с ребятами не попрощался, настроение было не то. И ладно, чехам там проиграть или канадским профессионалам - а то ведь "бэшникам" проиграли, несчастным "бэшникам", у которых полкоманды и на коньках-то как следует стоять не умеет. "Бинокор" Ташкент! Они ведь там не хоккеем в своем шестом-"б", а все больше брейк-дансом увлекаются.
Так вот, разозлился я, обругал задаваку Нефедыча и дверью хлопнул на прощанье. Побрел вдоль нашего школьного катка - там еще гоняли шайбу свернул за угол школы и направился к пустырю. Наш микрорайон совсем новый, года два назад мы тут подсолнухи в полях обрывали, а теперь вместо подсолнухов выросли в степи девятиэтажки, где погуще, где пореже. Вечером, да еще зимой, у нас красиво - не видно всяких строительных траншей, а видно много-много разноцветных окон, и за каждым окном люди копошатся. Сколько раз возвращаюсь из школы через пустырь к нашей самой пока крайней в городе девятиэтажке - и все не устаю думать: как все-таки много окон, как много людей, и я их совсем-совсем не знаю, и они меня не знают... И до чего же приятно видеть издалека два своих окна на четвертом этаже - в кухне мама, в комнате папа, а мое окно выходит на другую сторону, прямо в поле, но и там еще с осени забили сваи, и скоро поднимется по соседству новая девятиэтажка, и теперь уже она будет самой крайней в городе.
От школы до нашего дома в снегу протоптана тропинка. Узкая
тропинка, потому что ходят по ней только школьники, да иногда родители на родительское собрание. Школьников по всем нашим девяти этажам и пяти подъездам набирается вместе со мной десятка два, не больше. Взрослые и малышня топают по утрам и вечерам другой дорогой - к детскому садику и автобусной остановке и обратно. Пустырь у нас грандиозный, на нем вполне могут разместиться три футбольных поля и еще для трибун места хватит. Думаю, строители зачем-то его приберегли. Может быть, для того же стадиона.
Ближе к школе на пустыре стоит сарайчик со всякими там дворницкими метлами и ведрами, а ближе к нашему дому даже растут не тронутые строителями тополя. Больше ничего интересного на пустыре нет, кроме разве что звездного неба. Красивое прикрывает пустырь небо, особенно в морозный вечер, когда торопишься по скользкой бугристой тропинке, окна весело светятся, а звезды колючими льдинками висят над головой и перемигиваются как разноцветные лампочки на школьной дискотеке.
В общем, повернул я за угол школы - кое-где в классах еще горел
свет - перекинул клюшку на другое плечо и посмотрел на второй этаж, на
окна нашего шестого-"а". И увидел часть коричневой доски, лысины и
шевелюры великих ученых, портреты которых украшали стену, горшки с
какой-то зеленью на подоконниках и новенькую. Новенькая стояла у
окна, уперев руки в подоконник, и смотрела поверх моей головы и поверх пустыря, и поверх нашей девятиэтажки. Наверное, она смотрела на небо, хотя что там можно увидеть вечером из окна освещенного класса?
С девчонками у меня отношения сложные. Во втором классе я влюбился в
Любу Воронину, это было еще в другой школе, когда мы жили за парком. Я писал Любе разные записки, но она чихать хотела на мою любовь. Потом были еще две или три девчонки, а в пятом классе, уже в этой новой школе, я влюбился серьезно. Она жила в доме с гастрономом около автобусной остановки, и по воскресеньям я часами слонялся у ее подъезда, а когда она выходила погулять с подружками, делал вид, что совершенно случайно забрел в эти края и вообще жду автобуса. Не знаю, чем бы все это кончилось, а я ведь даже футбол из-за нее осенью забросил и пытался сочинять стихи, только после первой четверти она уехала. Папа у нее был военным, я его видел несколько раз, когда он с ней под ручку вышагивал к остановке, и они уехали куда-то в Белоруссию, и я остался со своей любовью у разбитого корыта. Как у Пушкина.
Новенькая появилась в середине февраля. Заняла пустовавшее место за третьим столом у окна, рядом с зубрилой и воображалой Романовой, на уроках молчала, на переменах молчала, стояла в стороне у подоконника и смотрела на нас чуть удивленно. И на нас, и на "бэшников", и на малышню, устраивавшую в коридоре дикие индейские игры, и на дежурных учителей. Удивленно смотрела черными глазами, словно там у нее, откуда она приехала, не такая же была нормальная школа. Глаза вот ее мне не очень нравились. Больно уж грустные глаза. И имя какое-то чудное - Аоза. Родителям шуточки, а детям потом отдуваться. А фамилия самая что ни на есть обыкновенная - Иванова. Аоза Иванова.
Сразу она как-то от нас отстранилась. В общем, не приняли мы ее. Мы
задумчивых и тихонь не любим. Так вот, хоккей, конечно, хоккеем, и
