Роджер Желязны - Аутодафе
Обзор книги Роджер Желязны - Аутодафе
Роджер Желязны
Аутодафе
Помню, как сейчас, жаркое солнце на Плаз де Аутос, крики торговцев прохладительными напитками, ярусы, набитые людьми, напротив меня, на солнечной стороне арены, впадинами на горящих лицах — солнечные очки.
Помню, как сейчас, краски: красные, голубые и желтые; и запахи — среди них неизменно присутствующий острый запах бензиновых паров.
Помню, как сейчас, тот день, день с солнцем, высоко стоявшим в небе в созвездии Овна, сверкающим в расцвете года. Вспоминаю семенящую походку качальщиков, с откинутыми назад головами, машущих руками, с ослепительно белыми Зубами между смеющимися губами, с расшитыми тряпками, похожими на цветастые хвосты, торчащими из задних карманов их комбинезонов; и трубы я вспоминаю рев труб из репродукторов, возникающий и смолкающий, снова и снова, и наконец одну сверкающую, окончательную ноту, тянущуюся, чтобы потрясти слух и сердце своей безграничной мощью, своим пафосом.
Затем молчание.
Я вижу это сегодня так же, как тогда, давным-давно... Он вышел на арену, и поднявшийся крик потряс даже голубое небо над белыми мраморными колоннами:
«Виват! Машидор! Виват! Машидор!»
Я вспоминаю его лицо — темное, печальное и мудрое.
И челюсть и нос его были длинными, и смех его был подобен вою ветра, и движения его были подобны музыке терамина и барабана. Его комбинезон голубой и шелковый — был прошит золотой ниткой и украшен черной тесьмой. Его жакет был покрыт бусинками, и на груди, плечах, спине сверкали блестящие пластинки.
Его губы скривились в усмешке человека, познавшего славу и владеющего мощью, которая славу ему еще принесет.
Он продвинулся, повернулся вокруг, не защищая глаза от солнца.
Он был выше солнца. Он был Маноло Стиллете Дос Мюэртос, сильнейший машидор, когда-либо виденный миром, с черными сапогами на ногах, с поршнями в икрах, с пальцами микрометрической точности, ореолом черных локонов вокруг головы и ангелом смерти в правой руке, в центре испещренного пятнами смазки круга истины.
Он помахал рукой, и крик стал нарастать снова:
«Маноло! Маноло! Дос Мюэртос! Дос Мюэртос!»
После двух лет отсутствия на арене он выбрал этот день, юбилей его смерти и ухода, чтобы вернуться, — ибо в его крови были бензин и спирт, а его сердце — отполированный насос, звенящий от желания и смелости. Он два раза умирал на арене, и два раза врачи воскрешали его. После второй смерти он ушел на покой, кое-кто говорил — потому, что узнал страх. Но этого не могло быть.
Он снова помахал рукой, и его имя опять покатилось к нему.
Трубы прозвучали еще раз: три протяжных звука. И снова тишина. Качальщик в красном и желтом подал ему накидку и забрал жакет.
Подкладка из оловянной фольги блеснула на солнце, когда Дос Мюэртос взмахнул накидкой.
Затем прозвучали последние сигнальные звуки. Большая дверь покатилась вверх и вбок в стену.
Маноло перекинул накидку через руку и повернулся лицом к воротам. Над ними горел красный свет, и из темноты раздавалось урчание двигателя.
Свет стал желтым, потом зеленым, и послышался звук осторожно включаемой передачи.
Автомобиль медленно выехал на арену, задержался, прополз вперед, снова остановился.
Это был красный Понтиак, со снятым капотом, с двигателем, похожим на гнездо змей, свернувшихся и возбужденных, позади кругового мерцания невидимого вентилятора. Крылья антенны вращались кругом, пока не зафиксировали Маноло с его накидкой.
Маноло выбрал первой тяжелую машину, медленно поворачивающуюся, чтобы размяться.
Барабаны машинного мозга, никогда раньше не имевшие дела с человеком, крутились. Затем на них снизошло подобие сознания, и машина двинулась вперед.
Маноло взмахнул накидкой и пнул крыло машины, когда она с ревом пронеслась мимо.
Дверь большого гаража закрылась.
Доехав до противоположной стороны арены, машина остановилась.
В толпе раздались крики отвращения и неодобрения, громкое шипение.
Понтиак не двинулся с места.
Тогда два качальщика с ведрами появились из-за ограды и стали бросать грязь на ветровое стекло. Понтиак снова заревел и погнался за ближайшим, но ударился в ограду. Он внезапно развернулся, обнаружил Дос Мюэртоса и пошел в атаку.
Балетная фигура «вероника» превратила Дос Мюэртоса в статую с серебряной юбкой. Толпа плеснула восторгом.
Понтиак развернулся и снова атаковал, а я был поражен искусством Маноло — показалось, что его пуговицы поцарапали вишневую краску на боковой панели машины. Она остановилась, покрутила колесами и описала круг по арене.
Толпа ревела, когда машина проехала мимо него и развернулась.
Маноло оборотился к машине спиной и помахал толпе. Снова одобрительные возгласы и скандирование его имени.
Он подал знак кому-то за оградой. Появился качальщик и подал ему, на бархатной подушке, хромированный универсальный гаечный ключ.
Маноло повернулся к Понтиаку и двинулся в его сторону. Машина стояла там, дрожа, и он снял крышку радиатора. Струя кипятка забила в воздух, и толпа взвыла. Тогда Маноло стукнул по радиатору и ударил по обоим крыльям; затем опять повернулся к машине спиной я замер.
Только услышав, как включилась передача, он повернулся, и машина проехала совсем близко от него, но он успел дважды стукнуть гаечным ключом по багажнику.
Понтиак достиг противоположного края арены и остановился. Маноло махнул рукой качальщику за оградой. Вновь появился человек с подушкой и принес отвертку с длинной рукояткой и короткую накидку. Он забрал у Маноло накидку и гаечный ключ.
На Плаз де Аутос спустилась тишина.
Понтиак, как будто почуяв что-то, развернулся и дважды прогудел. Затем пошел в атаку. Песок арены покрылся темными пятнами там, где радиатор подтекал. Выхлоп машины тянулся за ней, как призрак. Она неслась на Маноло с бешеной скоростью.
Дос Мюэртос держал накидку перед собой, положив лезвие отвертки на левое предплечье.
Когда уже казалось, что он будет раздавлен, он выбросил руку вперед с такой быстротой, что глаз едва мог уследить за ней, и отступил в сторону, когда двигатель начал «кашлять». Тем не менее Понтиак продолжал движение с беспощадным импульсом; на резком повороте он опрокинулся, соскользнул к ограде и загорелся. Двигатель захрипел и заглох.
Площадь дрожала от приветствий. Дос Мюэртосу присудили обе передние фары и выхлопную трубу. Держа их высоко, он медленно прошелся по периметру арены. Зазвучали трубы. Женщина бросила матадору пластмассовый цветок. Он послал качальщика отнести ей выхлопную трубу и пригласить отобедать. Приветствия стали еще громче, Маноло был известен как великий покоритель женщин, а в дни моей юности такое было не столь необычно, как сегодня.
