Кир Булычев - Усилия любви
Обзор книги Кир Булычев - Усилия любви
Усилия любви
Радик подвез Басманного до дома. Оба молчали – устали смертельно. Басманный вяло шлепнул Радика по плечу, вздохнул на прощание. Радик тоже вздохнул на прощание. Сыпал мелкий, холодный, паскудный дождь, никому не нужный – ни людям, ни сельскому хозяйству.
– Не простудись, – сказал Радик вслед. – Ты нам еще пригодишься.
Человек в летнем костюме сутулился у подъезда. Он промок, одежда прилипла к телу, с длинного носа в такт мелкой дрожи срывались капли. Кто же, подумал Басманный, та фея, что может подвигнуть на такой подвиг мужчину средних лет?
– Вы Басманный? – строго спросил человек, встретившись с ним взглядом.
Вот тебе и фея, улыбнулся Басманный.
– К вашим услугам, – сказал он.
– Я из-за вас простужусь, – сообщил мокрый человек.
– Жаль, – сказал Басманный.
– Мне нужно поговорить с вами наедине.
Кто он? Изобретатель вечного двигателя? Охотник за автографами?
Черные глаза, близко посаженные к переносице, уперлись в лицо Басманного. Оранжевый отсвет из подъезда сверкал в них адским пламенем.
– Заходите, – сказал Басманный. – В любом случае глупо стоять под дождем.
– Я боялся пропустить вас, – сказал мокрый человек.
– Подождали бы в подъезде, подъехали бы в институт…
– А вы знаете, сколько сейчас времени? – спросил мокрый человек. – Пять минут двенадцатого.
– Неужели? – Басманный пропустил гостя в подъезд, вызвал лифт.
От одежды мокрого человека пошел пар.
– Так что же вам нужно? – спросил Басманный.
– Две минуты вашего времени, – сказал мокрый человек, шмыгая носом. – Вы скажете «да». И я уйду.
– Тогда я скажу «да» немедленно, – ответил Басманный. – И лягу спать. У меня завтра трудный день.
– Знаю, – сказал мокрый человек и первым вошел в лифт. – Третий этаж?
– Третий.
– Завтра вы летите на Титан, – сказал мокрый человек. Длинными пальцами он убрал со лба прилипшие черные волосы. – И не пытайтесь отрицать.
– Тут нет тайны, – сказал Басманный. – Если запуск не отменят.
– Все будет в порядке, – сказал мокрый человек. – И я полечу вместо вас.
– Почему? – удивился Басманный.
Двери лифта раскрылись. Басманный пропустил вперед гостя, и тот сразу прошел к двери в его квартиру.
– Потому что мне надо завтра, в крайнем случае послезавтра быть на Титане.
– Почему?
– Потому что послезавтра оттуда уйдет рейс к Плутону. Я там должен быть раньше. У вас есть кофе?
Мокрый человек прошел к креслу, опустился в него, вокруг ботинок образовалась небольшая лужа.
– Сейчас сделаю, – сказал Басманный. – Но вы явно обратились не по адресу.
– Вот это мне лучше знать, – возразил гость. – У меня разработана последовательность действий. Вы в ней – только этап.
Басманный включил кофемолку. Она зажужжала густо, солидно. Дождь смочил подоконник – утром Басманный забыл задвинуть окно. В комнате пахло мокрой листвой и грибами.
– Очень приятно, – сказал Басманный. – А чем вы намерены заняться на Титане? Вы геолог?
– Я арфист, – сказал мокрый человек, вдыхая запах молотого кофе. – Меня зовут Ник. Ник Прострел. Не слышали?
– К сожалению, нет. Я далек от мира арфистов. А что арфисты делают на Титане?
– Не знаю, – признался Прострел. – Я буду первым. Мне нужно застать Таисию.
Кофе поднялся над туркой рыжим горбом, и Басманный разлил его в чашки. Прострел жадно схватил чашку и принялся мять ее пальцами. Басманный не мог оторвать взгляд от пальцев гостя. Чашке было двести лет, и никто прежде не старался ее раздавить.
– Кем же вам приходится Таисия? – спросил Басманный, надеясь отвлечь Прострела от уничтожения чашки. – Она заболела?
– Она совершенно здорова, – возмутился Прострел. – С чего вы решили, что она больна?
– Тогда объясните мне.
– Я не могу без нее жить. У меня арфа валится из рук.
– Я думал, что арфы на подставках, – сказал Басманный.
– Не понимайте меня буквально, – обиделся Прострел. – Мы знакомы с Таисией три года. Она была на моем концерте. Женщина редкой профессии. Специалист по хондритам. Представляете? Нас влекло друг к другу. Мы собирались соединиться. Если бы не обстоятельства. Я не спал всю ночь. Это нервы!
– Может быть, – сказал Басманный. Ему очень хотелось, чтобы гость поскорее ушел и оставил его в покое.
– Я послал ей письмо, что должен еще раз обо всем подумать. Брачный союз – это серьезный шаг. Вы со мной согласны?
– Согласен.
– Но она не стала ждать.
– Пошлите ей телеграмму, что раскаялись.
– Дело в том… – Вдруг в глазах Прострела начали зреть слезы, скапливаться блестящим валиком на нижнем веке. – Это уже было. Шесть раз. Как минимум. Я говорю вам об этом как мужчина мужчине. Я бы на ее месте не поверил мне. Я ненадежен.
– Так зачем вам на Титан? Вы же снова передумаете.
– Нет, – ответил Прострел. – Она всегда прощала меня. А теперь сказала, что улетает на Плутон. А там Степанян.
– Ну и хорошо. Она ждала три года…
– Я решил, – сказал Прострел.
Он сделал усилие, красные пятна выступили на щеках, чашка, которой было двести лет, разлетелась, кофе брызнул между пальцев на шкуру белого медведя на полу, на светлую обшивку кресла.
– Я не спал ночь, – сказал Прострел, не обращая внимания на бесчинства, которые он натворил.
– Этой чашке было двести лет, – сказал Басманный.
– Как вам не стыдно думать о чашке! – Слезы сорвались с нижнего века, покатились по щекам. – Вы бессердечный человек, Басманный. Я не буду вас жалеть.
– Не надо меня жалеть, – мрачно сказал Басманный. Он собрал осколки чашки и понес их на кухню. Когда он вернулся, в руках Прострела была уже вторая чашка. И он уже начал мять ее в пальцах.
Басманный сказал:
– А ну-ка, отдайте мне чашку.
Прострел чашку вернул, проворчав:
– При чем тут чашка? Я вам завтра достану таких двадцать. Я лечу на Титан и там ей все скажу. Уступите мне свое место.
– Это от меня не зависит.
– А если бы зависело?
– Я бы вас близко к Титану не подпустил.
– Тогда я готов уйти на Титан пешком.
– Это выход, – сказал Басманный. – Я не возражаю.
– Вы смеете шутить!
– Я надеюсь, что ваша Таисия будет счастлива со Степаняном.
– Нет! Я понял, что люблю только ее. Почему вы считаете, что арфист – это не человек? Почему арфист не имеет права полететь на Титан?
– Через год, – сказал Басманный, отхлебывая кофе и разглядывая пятна на шкуре и на обивке кресла. – Арфистов мы будем отправлять через год, когда полеты на Титан станут обычны.
– Безобразие! А если бы я играл на кларнете?
– Кларнетистов мы обслуживаем в первую очередь. Я больше вас не задерживаю.